Мы должны, как вы полагаете, прекратить бомбить врага на поле боя. Мы должны позволить университетским профессорам с коммунистическим душком превращать наших молодых людей в предателей. Мы должны в большей степени заботиться о том, чтобы дать свободу врагу, а не о том, как сохранить наш образ жизни. Мы должны радоваться, когда они стоят на углах улиц, сжигая свои повестки на военную службу. А если кто-то из нас объединяется, чтобы защитить себя, нам приклеивают ярлык психов, экстремистов и Бог знает кого еще.

Разве мы приглашали армию демонстрантов идти маршем на наш город вчера? Не приглашали. Неужели от нас ждут, что мы ничего не почувствуем, когда они пришли сюда осквернить наши памятники, молоть всякий вздор на освященной земле? Неужели нам полагается вежливо улыбаться, когда они превращают наше общество в скотобойню? Неужели родителям этого паренька, Смита, полагается любить толпу бузотеров с грязными шеями? Биллоуз находился здесь для того, чтобы мутить воду. Он сгорел в огне, который сам же и зажег. А вы, великий объективный журналист, станете шельмовать порядочных людей, вооруженных и готовых сохранить американский образ жизни.

Так вот не мы были здесь зачинщиками, Стайлс. Это Минафи и его компания раздували пламя ненависти. Они посеяли семена, а не мы. И они пожали бурю.

Генерал помолчал, высоко вскинув и склонив набок голову. Он ждал, недоверчиво подумал Питер, аплодисментов невидимой аудитории. Это была речь, которую он произнес или собирался произнести в каком-то другом месте.

– Вот уже во второй раз за сегодняшний вечер вы предупредили меня, что будет небезопасно пытаться привлечь к судебной ответственности убийцу в этом городе, Уидмарк, – сказал Питер. – Если вы правы, то храни нас всех Господь.

Уидмарк покачал головой:

– Это просто непостижимо – то, как вы мыслите, Стайлс. Все вы. В вас яд измены. Вы с вашими маршами, вашими протестами и вашей пропагандой уничтожили законность и правопорядок и при этом кричите о законности и правопорядке, когда мы защищаем себя от вас.

Казалось, ему пришлось совершить усилие, чтобы распрямить свои массивные плечи.

– Я благодарю вас в последний раз за те крупицы порядочности, которые вы выказали по отношению к Эйприл. Но я знаю, что вы – враг, Стайлс, и я буду сражаться с вами всеми имеющимися в моем распоряжении средствами, если вы замахнетесь на те вещи, в которые я верю.

Он, не останавливаясь, прошел мимо Питера в коридор, захлопнув за собой дверь. Экстремизм? Дикий экстремизм, но пугающий своей неистовостью. Генерал и его друзья будут драться без всяких правил, не обременяя себя никакими законами. Возможно, подумал Питер, генерал – безумный мессия, но есть другие, такие, как Уолш, которые будут использовать армию генерала как средство удовлетворения обычной жажды насилия.

Зазвонил телефон на туалетном столике.

Четкий холодный голос донесся по проводу:

– Питер?

– Да.

– Это Грейс Минафи. Мы только что узнали про Чарли Биллоуза. – В ее голосе не было даже отзвука чувства.

– Мне жаль, – сказал Питер.

– Погребальная служба и похороны Сэма состоятся утром, – сказала она. Она словно говорила о незнакомом человеке. – Как только они закончат, я приеду в Уинфилд, чтобы вам помогать.

– Не нужно, – резко сказал Питер. – Скажите мне, где будет проходить служба, и я встречусь с вами там. Биллоуз говорил мне, что у него много документов по АИА. Я хотел бы их заполучить.

– Я вам их привезу, – сказала она. – Вы нужны там. Сэм бы понял.

– Это не подходящее место для вас, Грейс. Тут все дышит злобой к Сэму и его друзьям.

– Неужели вы действительно думаете, что я побегу от этих бесчувственных ублюдков? – очень спокойно спросила она.

Около полуночи Питер спустился по лестнице к конторке в вестибюле. Звонок Грейс Минафи встревожил его. Он не хотел, чтобы она приезжала в Уинфилд. Город вышел из-под контроля. Присутствие Грейс здесь могло вновь подогреть страсти и, возможно, поставить в опасное положение ее лично. Он чувствовал, что это важно – убедить ее, что она не сможет оказать никакой реальной помощи.

Портье за конторкой заулыбался, когда Питер направился к нему; улыбка, которая подразумевала понятную только им двоим шутку.

– Я сожалею о случившемся, мистер Стайлс, – сказал он.

– Неужели? – удивился Питер. – Я думал об этом. Уолш и его друзья вошли в мой номер при помощи запасного ключа. Они не выломали дверь.

– Это нарушение правил – когда в вашем номере не зарегистрировавшаяся женщина, – сказал портье. – Вы видели, что с Уолшем был местный констебль.

– У меня не было шанса что-либо разглядеть, – сказал Питер. – Вы сказали им, что в моем номере находится женщина?