Шрифт:
– Понимаешь, ты не должен сдаваться, – сказала она, сделала несколько шагов, грациозная, как всегда, и присела на подлокотник дивана.
– Лиз, я не хочу говорить об этом.
– Но тебе придется. А о чем же еще говорить? Тебе нужно научиться жить с этим, вернуться к своей работе и снова стать Питером Стайлсом.
– Оставь свои проповеди! – сердито рявкнул он.
– А кто проповедует? Господи, Питер, да ты, кажется, безумно себя жалеешь!
– На моем месте каждый себя пожалел бы.
– Но не Питер Стайлс, которого я когда-то знала.
– Ладно, тренер, я готов к выговору, – с кривой усмешкой сказал Питер.
– Я пришла вовсе не для того, чтобы читать тебе нотации, – сказала Лиз. – Тебе пора сделать себе протез и научиться им пользоваться. Я хочу, чтобы ты встретился с Томом.
– С Томом?
– Это мой муж – твой друг, кстати. Надеюсь, ты не затаил на него обиду? Если хочешь заехать кому-нибудь в зубы за то, что с тобой произошло, можешь проделать это на мне. Том стажировался в госпитале для ветеранов войны. Он специалист по проблемам твоего рода. Через пару месяцев ты у него станешь ходить, как любой здоровый человек.
– У меня ничего нет против него, – сказал Питер, – но я не желаю его видеть… в связи вот с этим! – Он сердито шлепнул себя по правому бедру.
– Он будет здесь через пятнадцать минут, – сказала Лиз, глубоко затянувшись. – Я могу приготовить кофе?
Вот так начался путь вспять. Появился доктор Том Коннорс. Если он и испытывал какую-либо неловкость за то, что увел у Питера его девушку десять лет назад, то он ничем этого не проявил. Он играл роль старого друга и опытного специалиста. Попросил Питера показать ему ногу. Питер упрямился. Он хотел, чтобы Лиз вышла из комнаты, но она осталась. В конце концов, весь обливаясь потом от застенчивости, он обнажил свою культю.
– Эти ребята в Беннингтоне хорошо сделали свою работу, – сказал Коннорс. – Тебе повезло. Когда у тебя будет протез, твое колено будет полностью функционировать. Ты научишься ходить так, что никто ничего не заметит.
Коннорс договорился, что Питер явится в его клинику на следующее утро. Питер согласился, в душе не собираясь этого делать. Но утром явилась Лиз, чтобы отвезти его на своей машине. Вот так она и распоряжалась им все последующие три месяца. Она никогда не сообщала заранее о своем очередном визите, но каким-то образом ухитрялась появляться как раз в тот момент, когда Питер полностью падал духом. Искусственная нога и ступня были изготовлены Коннорсом дней через десять. Под надзором Лиз Питер начал испытывать ее дома. Сначала это было очень болезненно, и он не стал бы пользоваться протезом, если бы не настояния Лиз. Оставаясь один, он возвращался к костылям. Однажды, во время визита Лиз, он пошел в спальню снять протез. Костыли он оставил в гостиной и крикнул ей, чтобы она принесла их ему. Она не ответила. Он подскакал к двери на одной ноге. Лиз исчезла. А вместе с ней пропали и костыли. Вместо них он обнаружил толстую трость с резиновым наконечником.
Итак, он начал ходить с протезом, сначала с палкой, а потом и без нее. Спустя десять дней, во время которых он не виделся ни с кем, кроме Лиз, с наступлением темноты он рискнул выходить на прогулки в Грэмерси-парк, присаживаясь на скамейку, когда уставал. Теперь он воочию убедился, что никто не обращает на него ни малейшего внимания.
Как-то вечером он решил самостоятельно отправиться в театр. Все прошло без инцидентов. Неожиданно он почувствовал себя заключенным, выпущенным из тюрьмы. Ему потребовалась вся его смелость, чтобы решиться заглянуть в клуб «Плейерс». Гардеробщик сказал, что очень рад его возвращению. Он одолел винтовую лестницу, спускающуюся в бар.
– Вам как обычно? – спросил бармен Эдди.
Это означало сухой мартини. Какой-то приятель помахал ему рукой, стоя около бильярда. Другой подошел выпить вместе с Питером и сказал, что ему не хватает его статей в еженедельнике. Ни один не взглянул на его ногу и не сделал ни единого замечания по этому поводу. Ему не пришло в голову, что его друзья могли быть подготовлены Лиз и доктором Томом Коннорсом. Он ничего не заподозрил и в том, что по странному совпадению он оказался у стойки бара наедине с Джеком Мерривитером, великолепным английским актером.
– Коннорс – настоящий гений, – небрежно обронил Мерривитер.
Питер почувствовал, как его щеки запылали.
– Не думаю, что найдется хоть дюжина человек, которые знают, что последние восемь лет я появляюсь на сцене только благодаря Коннорсу.
Питер удивленно воззрился на него:
– Вы?!
– Представьте, у меня, как и у вас, нет ноги ниже колена, – сказал Мерривитер.
– Но я помню, что пару лет назад видел вас танцующим в мюзикле!
– Неплохо было, верно? – улыбнулся Мерривитер. – А вчера на Уинджид-Фут я сделал восемьдесят два очка! Мне это помогло совершенствоваться в гольфе, потому что я мог поворачиваться только в одну сторону, так что я не экспериментировал. Вам повезло больше, чем мне на первых порах.
– Как так?
– Чтобы работать писателем, вам не нужна нога, – сказал Мерривитер. – Да, вот так-то. – И он поставил на стойку опустевший стакан.
Днем Питер позвонил Фрэнку Девери, своему редактору, и сразу же получил срочное задание освещать визит маршала Тито в Организацию Объединенных Наций.
В тот же вечер около девяти в дверь позвонила Лиз. Том уехал в Балтимор консультировать какого-то пациента в клинике Джона Хопкинса. Питер с восторгом рассказал ей о проведенном им дне, не подозревая, что Лиз уже получила отчет от Мерривитера и Девери. Она понимала, что борьба почти выиграна. И впервые об этом же говорил и сам Питер.