Шрифт:
16 июня
<...> Гр. Лорис-Меликов переселился в Царское Село с расчетом ли, — или без расчета и скользя по известной покатости, — не знаю. Его штаб все разрастается. К нему теперь присоединен генерал Фадеев1. Почему, для чего — не ведаю...
24 июня
<...> Комитет министров. Тяжелое заседание. Гр. Лорис-Меликов, насвистанный, вероятно, г. Фадеевым и К°, настаивал на даче обещания земствам «не строить железных дорог, не спросясь их мнения» о направлении путей. Он уверял, что таким образом мы приобретем содействие «лучших людей» и т. п. в стиле «Голоса» и К0. Я, конечно, отстаивал и отстоял прерогативы и достоинство правительства. Некоторые члены меня поддерживали, но слабо, нерешительно. Очевидно, полудиктатор им импонировал. Они даже не заметили, по-видимому, бессознательной или наивной грубости, выказанной гр. Лорис-Мели-ковым, принимавшим за доказанный факт, что мы, т. е. Комитет министров, отклоняем рассудительные ходатайства земств; ошибаемся в выборе направления дорог и т. д. И это правительство...
22 июля
<...> Маков сообщил разговор с гр. Лорис-Меликовым. Из сообщения видно, во-первых, что его положение порядочно ударило ему в голову, и, во-вторых, что он теперь сам не знает в точности, чего хочет, и только размышляет о способе укрепить за собою известное личное положение, но покончить с формами нынешней Верховной Комиссии...
ГА РФ. Ф. Коллекции Зимнего дворца (728), оп. 1, д. 2587. Опубликован В.Я. Яковлевым- Богучарским и П.Е. Щеголевым: Валуев П.А. А&евпик 1877—1884 гг. Пг., 1919. С. 92, 102-105.
1 Фадеев Ростислав Андреевич (1824—1883) — участник Кавказской войны, генерал-майор, в отставке с 1866 г., член Санкт-Петербургского славянского комитета, военный публицист.
№ 41
«...НИ ДО, НИ ПОСЛЕ В ПЕТЕРБУРГЕ НЕ БЫЛО ВТОРОГО ЛОРИС-МЕЛИКОВА...»
Лорис-Меликов, со своим выразительно-умным лицом, где прежде всего бросалась в глаза хитрость, хотел казаться прямым, откровенным, добродушным и энергичным, то есть тем, чем он не был, и как он ни играл своею физиономиею, он мог только в первую минуту произвести на собеседника впечатление откровенного и добродушного человека; на вторую минуту хитрость вступала в свои права, и вы сразу и навсегда рке чувствовали, что имеете дело с умным актером. Что же касается характера и энергии, то вся минувшая до того времени кампания, томившая всех своею неопределенностью и бездействием, — слишком явно доказала, что у Лорис-Меликова не было ни энергии, ни характера, и в то же время не было решимости <...>
<...> Явилась, при обсуждении в Государственном совете мер против чумы, мысль о необходимости послать на место человека с неограниченными полномочиями министра-директора. Лорис-Меликов был тогда в Петербурге, кто-то произнес его имя, кто-то его повторил, и этого оказалось достаточно, чтобы внушить Государю мысль поручить ветлянское дело Лорис-Меликову, и он был назначен1.
На вопрос: почему именно Лорис-Меликов? — можно было тогда ответить: потому что этот в высшей степени ловкий и искусный человек успел до известной степени обворожить новизною своего типа. Действительно, ни до, ни после в Петербурге не было второго Лорис-Меликова, генерала с очень умным лицом, с кавказскими манерами развязности и отваги, с запасом сладкой речи по мере надобности и, вдобавок, с престижем боевого генерала.
Все происходившие из Харькова, в течение зимы 1879—1880 года, сведения о графе Лорис-Меликове успели в серьезных кружках общества настолько развенчать эту легендарную фигуру2, что когда появился Высочайший указ об учреждении Верховной Распорядительной Комиссии по охранению государственного порядка и о назначении графа Лорис-Меликова председателем этой комиссии, имя Лорис-Меликова произвело мало ободряющего действия на беспокойные и встревоженные умы <...>3.
<...> Когда я ему дерзнул сказать, что, по-моему, теперь главная нужда — не разумная средина, а строгая и твердая политика власти, строгой для всех, — Лорис меня прервал и начал говорить о том, что одною строгостью не возьмешь, а надо так вести дела, чтобы иметь за себя и общественное мнение, которое тоже возбуждено против правительства, и, если хотите, — прибавил Лорис, — имеет основание быть недовольным скачками то назад, то вперед в правительственной политике...
— Теперь время такое, — продолжал Лорис, — что нельзя не прислушиваться к общественному мнению: нельзя допускать крамолы, но надо тоже избегать проявления деспотизма...
Я ответил Лорис-Меликову, что на деспотизм власти никто не жалуется, кроме анархистов, но все жалуются, напротив, на недостаток власти, на отсутствие в правительстве общей энергии...
Опять Лорис-Меликов меня прервал.
— Нет, — сказал он, как будто с одушевленным убеждением, — не на это жалуются; жалуются на то, что всю нашу учебную молодежь душат в тисках классицизма и формализма: вот откуда идет главное революционное движение: тут вы с полщиею не справитесь.
— Может быть, и давят классицизмом более, чем нркно, — сказал я, — но об этом ли теперь, когда все умы возбуждены и воспламенены, говорить: теперь нужна твердая рука для водворения везде порядка; прежде всего надо сильную власть, а все остальное после...
— Это вы а-ля Катков изволите рассуждать...4 А я с этим не согласен; кулаком теперь ничего не возьмешь; теперь нужно, прежде всего, восстановить спокойствие, а чтобы этого достигнуть, надо отнимать поводы к неудовольствию, надо смягчить общественное мнение...
Мещерский В.П. Мои воспоминания. Часть II (1865—1881 гг.). СПб., 1898. С. 361, 418, 446, 453-454, 499—500.
1 См. ч. II вступит, статьи и док. N9 17—21.
2 Там же, док. № 22—27.
3 См. отклики прессы на назначение Лорис-Меликова начальником Верховной распорядительной комиссии (док. № 30).
4 Там же. О позиции М.Н. Каткова см. также в ч. III—IV вступит, статьи.
№ 42