Генерал-адъютант гр. Аорис-Меликов».

9 апреля 1881 г.

«Всеподданнейше представляю при сем Вашему императорскому величеству полученную мною вчера вечером собственноручную записку княгини Юрьевской. Записка составлена после личного объяснения моего вчера утром с княгинею, совершенно согласно с теми предположениями, которые были предварительно доложены Вашему величеству гр. Адлербергом и мною в воскресенье 5 сего апреля.

Если содержание записки будет одобрено Вашим величеством, то, во избежание каких-либо затруднений, находил бы полезным и даже необходимым закончить все дело в ближайший срок680.

Генерал-адъютант гр. Аорис-Меликов».

10 апреля 1881 г.

«Повеление Вашего императорского величества по поводу записки княгини Юрьевской, получено мною сегодня утром.

Осмеливаюсь всеподданнейше доложить, что требовать от княгини какого-либо нового обязательства, в дополнение к представленной ею записке, по мнению моему, едва ли было бы удобно в настоящее время ввиду болезненно-раздражительного ее состояния и испытанных потрясений. Мне кажется, что, прося о покупке отдельного дома для помещения своего с детьми, княгиня тем самым отказалась от всяких притязаний на жительство как в Зимнем, так и в каких-либо из загородных дворцов. Но если бы, сверх ожидания, подобные претензии могли когда-либо возникнуть, то, опираясь на данное ею собственноручно изложенное письмо, они всегда могут быть отклонены даже не именем Вашего величества, а обыкновенным официальным путем.

По этому поводу я говорил сегодня с гр. Адлербергом, который выражает одинаковое со мною мнение.

Что же касается капитала в 3 милл. 400 т. рублей, то я, с своей стороны, употреблю все усилия, чтобы княгиня исполнила заявленное ею решение внести этот капитал в государственный банк на имя своих детей; но взять на себя положительное за это ручательство я, как человек, не могу. Если бы под влиянием окружающих ее, известных Вашему величеству, лиц (за исключением, впрочем, г-жи Шебеко10), княгиня пожелала впоследствии изменить первоначальное, ею самою указанное, назначение упомянутого капитала, то, в предупреждение сего, государственному банку могут быть преподаны секретные указания, чему бывали примеры, в силу коих, без ведома и воли Вашего величества, никакие подобные изменения не должны быть допускаемы.

Подлинную записку княгини Юрьевской при сем представляю обратно. Полагаю, что означенная записка должна храниться или в столе Вашего величества, или же в делах министерства императорского двора.

По приглашению великого князя Константина Николаевича я был сегодня у его высочества и оставался там около часу времени. О предмете происходившего разговора всеподданнейше доложу Вашему величеству при первом приезде в Гатчино. К сожалению, у меня возобновился сегодня вечером пароксизм лихорадки, и не знаю, в состоянии ли буду выехать ранее вторника в Гатчино.

Впрочем, в случае надобности, могу явиться, хотя бы был болен.

Генерал-адъютант гр. Лорис-Меликов». 681

Всеподданнейше представляю дополнительные показания арестанта Меркулова, он же Яковенко11, задержанного 27 февраля. Показания эти заслуживают особенного внимания. При первоначальных допросах Яковенко уклонялся от прямых объяснений, со вчерашнего же дня стал говорить с большею откровенностью. В представляемом докладе начальника жандармского управления не помещено еще одно указание Яковенко на германско-подданного немца, принадлежащего к террористической партии и знавшего о готовившемся преступлении 1 марта. Яковенко обещал припомнить до завтрашнего утра фамилию упомянутого немца, присовокупив, что он проживал в Петербурге по действительному паспорту и потому розыск его будет, вероятно, возможен.

Дознано также, что ложную фамилию Кобозева носил Юрий Богданович, а жены его — Акимова, она же Баска. Это последнее сведение с некоторыми подробностями сообщено градоначальнику, которым принимаются все меры по розыску. Точно так же подтверждается показаниями одного арестанта, что Тригони бывал у Кобозевых в сырной лавке12.

Генерал-адъютант гр. Лорис-Меликов».

23 апреля 1881 г.

«По возвращении сего числа из Гатчины я немедленно отправился к военному министру для передачи ему высочайших Вашего величества указаний относительно назначения свиты Вашего величества генерал-майора князя Голицына и исправляющим должность оренбургского генерал-губернатора и командующего войсками округа, с увольнением от этих должностей генерал-адъютанта Крыжановско-го, о чем мною сегодня же будет ему сообщено письмом681.

При объяснениях моих по этому поводу с военным министром возникло соображение, которое, по взаимному с ним соглашению, считаю обязанностью повергнуть на высочайшее Вашего величества благовоззрение.

При первоначальных предположениях относительно замещения должностей оренбургского генерал-губернатора и командующего войсками, имелось в виду, в случае изъявления генерал-адъютантом кн. Имеретинским согласия принять эти обязанности на себя, на должность атамана донского войска назначить князя Голицына как лицо, близко знакомое с казачьим бытом, так и по отсутствию других соответственных кандидатов.

Не благоугодно ли будет Вашему императорскому величеству соизволить на назначение оренбургским генерал-губернатором и командующим войсками генерал-адъютанта Банковского14, который, как Вашему величеству лично известно, по своим нравственным и служебным качествам с полным достоинством может занимать этот пост. В случае воспоследования высочайшего изволения, князь Голицын мог бы быть назначен наказным атаманом донского войска вместо генерал-адъютанта Краснокутского. Хотя этот последний изъявлял согласие оставаться в настоящей должности до осени, чтобы руководить начальными работами по переустройству земства в Донской Области, но, по сделанному им самим заявлению, он охотно откажется теперь же от деятельности наказного атамана. В этом последнем случае назначение на его место князя Голицына могло бы последовать в ближайший срок.