Неприятель ни в ночь, ни до 3-х часов 5-го мая не действовал; дозволил даже колонне генерала Геймана спокойно прикрыть свои батареи брустверами, спешною и искусною работою 4-й роты 1-го Кавказского саперного батальона, с помощью эриванцев, под энергическим руководством полковника Бульмеринга.

С первых же выстрелов, особенно с Гелявердинских высот, были заметны результаты весьма удачной артиллерии. С крайнего левого фланга неожиданно усмотрено, что неприятель отводит часть своего гарнизона из-под нашего огня.

Около 4*/2 часов мною послан к генералу Гейману подполковник Мищенко с предложением: не следует ли, воспользовавшись положением дела, решиться на атаку сегодня же. Почти в то же время и генерал Гейман послал ко мне ординарца с тем же запросом. Несмотря на приближение вечера, я решился не откладывать на завтра и назначил временем начала атаки — 6 часов. Однако вести одновременно атаку и на Рамазан, по левому берегу Куры, я счел неудобным: этот отдельный сильный форт оставался неослабленным, а главное — явилась надежда игнорирования его: с высот обнарркилось, что — по устройству верков Рамазана — из них ни одно орудие не может действовать по городу.

Первою целью атаки были назначены: колонне генерала Геймана — рсрепления Сингер и Каз-тапаси, левому флангу — укрепления Мехраб-табие, Дюз-табие и № 7.

Пользуясь балками и лощинами, спускающимися с Гелявердинских высот, генерал Гейман повел пехоту незаметно для неприятеля балками, причем по правой балке двигались 1-й и 4-й батальоны эриван-цев с 4-ю ротою 1-го Кавказского саперного батальона в резерве; за ними следовал 2-й батальон эриванцев, а по левой балке — два батальона бакинцев. Войска эти, для уменьшения потерь, были развернуты в густые цепи, которые должны были сомкнуться лишь пред самою целью атаки. Став во главе колонны, генерал Гейман быстро занял небольшие высоты против укрепления Сингер; войска, засев за возвышенностью, открыли беглый и меткий огонь по укреплению; затем бросились на них с неустрашимым мркеством, под убийственным ружейным и артиллерийским огнем. Турки, не дождавшись эскалады укреплений, после учащенной ружейной стрельбы, обратились в бегство по направлению к мостам на Куре. В то же время 1-я и 2-я батареи Кавказской гренадерской бригады, участив стрельбу во время наступления нашей пехоты, спустились с высот к ней на помощь. Эриванцы, придерживаясь берега Куры для того, чтобы захватить мосты, попали под град пуль с высот и укреплений левого берега.

Распоряжения о наступлении левого фланга мною были поручены начальнику корпусного штаба. На Ахали наступал 2-й батальон тифлисцев в таком же порядке, как колонна генерала Геймана, имея сзади

3- й Кавказский саперный батальон, а на Мехраб-табие и Дюз-табие —

4- й тифлисский батальон. Они заняли названные укрепления и двинулись за бежавшими к верхнему мосту, где, особенно 4-й батальон, настигая массы толпившихся в тесных улицах турок, кололи их.

Пошла бойня по городским улицам, где из окон и дверей домов приходилось выбивать пулями и штыками скрывшегося неприятеля, особенно из дома паши. Много турок, теснимых своими же, в суматохе и при начинавшихся сумерках попадали в реку.

В это время подоспела кавалерия генерала Шереметева, причем взвод казачьей артиллерии сделал несколько выстрелов в мост по бегущим, с близкой дистанции.

Нельзя было не любоваться молодечеством наших бравых войск. Все начальники и офицеры были впереди, показывая собою пример. Нижние чины шли в атаку с полным сознанием важности минуты и в то же время с поразительным спокойствием. Во время движения почти никто не стрелял, крик «ура» раздавался только при совершенном приближении к цели атаки. Видев все это на месте боя, нельзя не сказать, что новое направление нашей армии делает великую честь ее руководителям.

Критическая минута настала тогда, когда эриванцы и бакинцы, заняв правый берег Куры, спустились в глубокую лощину реки и предстояло штурмовать цитадель и высокий, круто-скалистый левый берег через два узких, из коих один был сломан, моста633. Масса неприятеля сверху стреляла в наших. Огонь противника, предыдущая атака неизбежно нарушили порядок: эриванцы, бакинцы, даже тифлисцы слились в одно. Генерал Гейман, приказав попавшемуся барабанщику ударить сбор, собрал около себя человек 200 и ринулся за мост, на скалы противоположного берега.

В 8-м часов вечера все было кончено. Войска наши, пройдя через город и все укрепления, возле места главного турецкого лагеря, на котором, как и во всех прочих лагерях, остались нетронутыми палатки и в них вещи. Неприятель, рассеявшись, бежал в горы, не по дороге, а в разные стороны. Ни один из начальников не был в силах собрать какую-либо часть; да и сами начальники, как оказалось потом, подавали пример к бегству. Кавалерия преследовала бегущего неприятеля верст восемь, но за наступившею темнотою должна была остановиться.

Уже было темно, когда, по моем приезде за батареей Кая-баши, начали стягиваться все батальоны, и ликующие войска, сняв шапки, при звуках «Боже, Царя храни» праздновали победу. Темнота не дозволила немедленно осмотреться. Только на другой день и впоследствии раскрылось, сколь велико было поражение. После предания земле

6-го, 7-го и 8-го мая более 1750 тел турок, все еще находили в закрытых местах много трупов. Только к вечеру другого дня можно было проверить взятые, разбросанные по веркам и разным укреплениям орудия; приведение же в точную известность взятых запасов, рркей, патронов, пороху, пшеницы, ячменя — потребует недели времени.