^

«Походные письма», в связи с кое-какими личными раздорами, не позволял уже мне сотрудничать в этой газете. Д.А. Кобяков любезно согласился стать моим издателем, и я собирался посылать ему более обстоятельные, а уже не летучие описания и заметки.

Осмотревшись на месте, я отправился к М.Т. Лорис-Меликову порасспросить его о положении дел, а главное, о предстоящих действиях. Он встретил меня очень весело и радостно.

— Вы от меня требуете невозможного, — сказал он мне шутя и иронизируя. — Посмотрите, «Новое время» явственно уже намекает, что вы «посвящены в секреты богов», что вы запанибрата с генералами. Вас надо осадить, чтоб из-за вас не заслужить напрасных нареканий ваших собратьев по перу...

— Сделайте одолжение, — ответил я, зная, что имеется значительная доля истины за этой полушуткой.

— Пустяки какие, пусть себе нападают. Я вам все-таки скажу, что на 5-е августа мы с свежими силами нападем на Мухтара: мы его атакуем с его правого крыла, чтобы заставить его убраться назад...

— Вы не шутите?

— Вот, возьмите диспозицию...

Убедившись, что это не шутка, не подвох, я не выдержал и горячо, убежденно стал доказывать всю бесполезность, даже и вредность подобного плана. Расположение турецких войск требовало противоположной атаки: следовало зайти за левое его крыло, между Карсом и Мухтаром, занять Авлиар и утвердиться тут, чтобы тем отрезать Мухтара и от Карса, и от Эрзерума, т. е. от базы и продовольствий. Тогда ему ничего другого не осталось бы сделать, как сдаться в плен.

Лорис слушал меня с большим вниманием, ни разу не прерывая бесконечной моей речи, уснащенной массою ссылок на примеры Паскевича4, В.О. Бебутова и европейских стратегов. В горячке я не щадил никаких ударов, шаг за шагом выставляя все недостатки, все промахи кампании 1877 г. Чем дальше я шел, чем примеры и доводы мои становились резче и полновеснее, тем сосредоточеннее он делался. Наконец его улыбавшееся вначале лицо, его веселое расположение духа заменились унылым выражением.

— Вы ничего, ничего не понимаете, мой друг: вы в такую же ошибку впадаете, как и Рыдзевский639, которого вы тянете в генералы и слова которого вы повторяете...

— Да я его не видел, я с ним не знаком даже... Вы это знаете...

— Вот и он целый месяц все то же самое твердит... Но вы поймите, да и ему растолкуйте — что подобных сложных операций нам нельзя предпринимать. Для этого необходима хронометрическая пунктуальность со стороны всех отрядных начальников. А наши, наверное, либо вперед на полдня забегут, либо на сутки целые опоздают. Вас мутит изучение западных теоретиков, и вы переносите на нашу новь уроки Мольтке...5 Той школы у нас нет...

— Кто же вам мешает создать ее? Выдвигайте молодых офицеров, пеките из них генералов — сдавая старых в архив — и будет у вас школа...

В конце концов Лорис прогнал меня, чтобы попусту не раздражаться.

XII

Целый день я ходил, как угорелый. Данте сказал, вы помните, что «нет высшей печали, как вспоминать в дни невзгод о былом счастьи». Боже, какой это вздор! Величайшая скорбь в мире состоит в том, что предвидишь гибель любимого дела и не имеешь силы, власти предотвратить опасность, а должен сложа руки смотреть на ее успехи...

Вечером я зажег себе свечу и под мирный, невозмутимый храп П.А. Измайлова, жившего в моей палатке, напролет всю ночь, до утра, писал с лихорадочною страстностью свою статью «О системе войны в Малой Азии»6. Я сделал над собою неимоверные усилия, чтобы возвыситься до самых верхних высей научной объективности и сухости, чтобы воздержаться от всякой резкости, могшей погубить статью: мне так хотелось, чтобы она немедленно же была напечатана, чтоб она прошла цензурные тиски, чтобы в ней усмотрели лишь теоретическое суждение, а не критику данного положения. По форме я вполне достиг своей цели. Полагаю, что трудно отыскать другой образчик беспощадной критики основ дела, облеченной в более безобидную, деликатную форму спокойно научного изложения. Читателя, интересующегося сущностью описываемых событий, я попросил бы сходить в публичную библиотеку, прочесть эту статью, целиком напечатанную в газете «Обзор», в апрельских номерах 1878 г., чтоб убедиться, что ее взгляды и приговоры суть те самые, которые несравненно позже выражены были всеми, без исключения, авторитетами военного дела, писавшими у нас и в Европе о войне 1877 года в Малой Азии.

Я заикаюсь об этой статье для того, чтобы показать всю возвышенность души М.Т. Лорис-Меликова. По существу, статья всецело направлена была против него. Он ее в этом смысле и понял, и она глубоко запала в его памяти: по окончании войны не было случая моей встречи с ним без того, чтоб он не заводил речи об этой статье. Шесть лет спустя он в Петербурге целый час употребил на спор со мною по поводу «абсолютности» моих суждений. И, тем не менее, если эта статья сделала свое дело, если она кем и была поддержана, защищена, если она увидела свет божий, то ему одному или ему по преимуществу я обязан был этим. Он ее разрешил к печатанию тотчас же, как она была написана, перед выступлением в бой 5-го августа. Но тифлисская военная (штабная) цензура запретила ее напечатание. В половине августа, уже после дела 13-го числа и взятия Мухтаром Кизил-Таны, Д.А. Кобяков прислал мне в лагерь корректурные листы для обжалования перед начальником армейского штаба решения местного цензора А.М. Щербакова. М.Т. Лорис-Меликов великодушно вызвался быть моим адвокатом. Он лично просил И.И. Павлова (начальника армейского штаба) и главнокомандующего разрешить напечатание статьи. После отказа И. И. Павлова главнокомандующий передал статью на безапелляционное решение Н.Н. Обручева7, перед тем присланного из Петербурга от военного министра, а ныне начальствующего Главным штабом. М.Т. и перед ним замолвил за меня словечко, посоветовав мне отправиться лично хлопотать и уполномочив меня уверить Н.Н. Обручева, что он, Ло-рис, ничуть не обижается замечаниями статьи. Генерал Обручев сразу успокоил меня, даже не выслушав, замечанием, что статья будет разрешена к печати, но не раньше, как через месяц, когда изложенный в ней план действий будет уже приведен в исполнение с некоторыми изменениями и дополнениями. Разрешить же раньше того опубликование этой статьи значило бы подвергнуться опасности раскрыть глаза неприятелю, который укрепит слабый свой пункт — пространство между нынешним расположением его полевых войск и крепостью Карсом.

Само собой разумеется, что я уже не настаивал на разрешении напечатать статью: этим самым она теряла для меня всякий интерес. Позже я ее напечатал только потому, что по болезни мне нечем было наполнить фельетоны «Обзора».

XIII

Ни эта статья, ни ее «критики», ни мои прямодушные суждения о делах и поступках Лориса ни на волос не испортили чисто дружеских, сердечных моих с ним отношений. По-прежнему он относился ко мне с доверием и любовью, делясь со мною и радостями своими, и печалями. Скажите, положа руку на сердце, как ко мне и к моим независимым сркдениям отнеслось бы при подобных обстоятельствах огромнейшее большинство наших современников?