Эбнер покачал головой.

– Она вышла за англичанина. А он увез ее с собой в Лондон.

– Не люблю англичан, – заявила Энн.

– У них есть свои достоинства, – не согласился Эбнер. – И потом, говорят, мальчики часто похожи на матерей. – Эбнер встал и собрал письма.

Остаток того дня Энн провела в несвойственной ей задумчивости. А вечером, когда Эбнер на минутку отложил перо, чтобы раскурить трубку, Энн вошла к нему и присела на уголок стола.

– Потому вы и не женились на маме?

В тот момент Эбнер был поглощен мыслями о Панамском канале.

– На маме? – переспросил он. – Какой маме?

– На моей. Наверное, все мужчины такие.

– О чем ты говоришь? – встрепенулся Эбнер, разом забыв о Панамском канале.

– Вы всем сердцем любили мою маму, – холодно, с расстановкой объяснила Энн. – Она всегда напоминала вам идеал женщины, о котором писал Вордсворт.

– Кто тебе сказал? – возмутился Эбнер.

– Вы.

– Я?

– В тот день, когда вы забрали меня от мисс Кару, потому что она со мной не справлялась, – известила его Энн.

– Боже милостивый! Неужто два года назад! – Эбнер призадумался.

– Три, – поправила Энн. – Без нескольких дней.

– Мне бы такую память, – проворчал Эбнер.

– Вы говорили, что так и не сделали ей предложения, – неумолимо продолжала Энн, – но не объяснили почему. Сказали, что я все равно не пойму.

– Моя вина, – сквозь зубы пробормотал Эбнер. – Я совсем забыл, что ты еще дитя. Ты задавала вопросы, о каких и понятия не должна была иметь, а я по глупости отвечал тебе.

Крошечная слезинка выкатилась из-под ресниц незамеченной и ускользнула на щеку. Он утер ее и взял лапку Энн в обе руки.

– Я всем сердцем любил твою маму, – торжественно произнес он. – Я любил ее с самого детства. Но ни одна женщина не способна понять, какую власть над мужчиной имеет красота. Видишь ли, мы так устроены. Таков соблазн природы. Конечно, потом я напрочь обо всем забыл, но было уже слишком поздно. Ты простишь меня?

– Но вы до сих пор любите ту женщину, – возразила Энн сквозь слезы, – иначе не позвали бы его сюда.

– Ей так трудно жилось, – умоляюще произнес Эбнер. – Чтобы хоть немного утешить ее, я дал ей слово, что всегда буду заботиться о мальчике. Ты мне поможешь?

– Попробую, – ответила Энн тоном, который говорил: «Но ничего не обещаю».

По прибытии Мэтью Поула положение к лучшему не изменилось. Он был безнадежным и неисправимым англичанином. По крайней мере так определила Энн. Застенчивость и впечатлительность – невыносимое сочетание. Обладателю этих качеств они придают глупый и напыщенный вид. Мальчик, детство которого прошло в одиночестве, вдобавок был необщительным и плохо приспособленным к жизни. Мечтательность и живое воображение побуждали его долгое время проводить в молчании; он предпочитал продолжительные одинокие прогулки. Впервые за все время знакомства Энн и миссис Траверз сошлись во мнении.

– Самодовольный щенок, – фыркнула миссис Траверз. – На месте твоего дяди я подыскала бы ему работенку в Сан-Франциско.

– Понимаете, Англия – туманная страна, – попыталась найти ему оправдание Энн. – Может, потому они и становятся такими.

– Жаль, что их не переделаешь, – заметила миссис Траверз.

Шестнадцать лет для мальчишек – переходный возраст. Добродетели, которые еще не успели толком проявиться, спасаются бегством от родительских пороков. Гордость – превосходное качество, залог отваги и терпения – еще спеленута надменностью. Искренность изъясняется языком грубостей. Самой доброте грозит опасность быть принятой за неслыханную дерзость и неуместную назойливость.

Именно доброта, неподдельное желание приносить пользу побудили его указать Энн на ее несомненные изъяны и недостатки, придали ему сил, чтобы взяться за ее воспитание и объяснить, как ей следует вести себя. Миссис Траверз давным-давно умыла руки. Дядя Эб, как начал называть его и Мэтью, тоже оказался тряпкой. Мэтью полагал, что провидение нетерпеливо дожидалось его приезда. Поначалу Энн решила, что это новая манера шутить, а когда выяснила, что он настроен серьезно, то поставила перед собой задачу исцелить его. Но выполнить ее не сумела. Мэтью подошел к делу чересчур добросовестно. Инстинкты вожака, философа и друга человечества уже были слишком сильны в нем. Бывали моменты, когда Эбнер почти жалел, что Мэтью Поул-старший скончался так рано, однако надежды не терял.

В глубине души он надеялся, что дети его любимых сблизятся и будут вместе. Нет никого сентиментальнее здравомыслящего старого холостяка. Он представлял, как они объединяются, чтобы противостоять его непоследовательности, в мечтах уже слышал топот крошечных ножек по лестнице. Для будущих малышей он, в сущности, дедушка. Гордясь своей хитростью и скрывая мечты, он считал, что ничем не выдает себя, но недооценил понятливость Энн.

Целыми днями она не спускала с Мэтью глаз, наблюдала за ним из-под длинных ресниц, молча выслушивала каждое слово, тщетно пытаясь отыскать в нем достоинства. О великодушных намерениях Энн он и не подозревал. Но его не покидало смутное ощущение, будто бы его оценивают и критикуют. Оно даже вызывало досаду.