Излечимо? Надежда? Разумеется, есть. Поражения явно местные, их проявления ограничены только руками. Значит, мы имеем дело с кожным отравлением, осложненным анемией. Увезите ее оттуда на свежий воздух, обеспечьте полноценное питание, мажьте руки какой-нибудь простой мазью, которую пропишет местный врач, и через три-четыре месяца все пройдет.

Он задержался лишь затем, чтобы поблагодарить молодого врача. Ему хотелось сорваться с места, запрыгать с криком, размахивая руками. Если бы он смог, то вернулся бы в город тем же вечером. Он проклинал прихоть, по которой так и не удосужился спросить ее адрес. Тогда он смог бы отправить ей телеграмму. Он встал на рассвете, потому что даже не попытался уснуть, прошагал десять миль до ближайшей станции и дождался поезда. Весь день бег поезда казался ему невыносимо медлительным, а местность за окном бесконечной. Но вот наконец и Лондон.

До вечера было еще далеко, но к себе он решил не заходить. Оставив рюкзак на вокзале, он направился прямиком в Вестминстер. Ему хотелось, чтобы все стало как прежде, чтобы события между этим вечером и днем, когда они расстались, забылись как страшный сон. Точно рассчитав время, он появился в парке в обычный час.

Он ждал, пока не закрыли ворота, но она так и не пришла. Этого он боялся весь день, но старательно гнал свои опасения прочь. Она больна, болит голова, а может, просто устала.

На следующий вечер пришлось твердить себе то же самое. Делать другие предположения он не отваживался – как в тот вечер, так и в последующие вечера. Сколько их было, он уже не помнил. Некоторое время он сидел, глядя в ту сторону, откуда она всегда приходила, потом вставал, шел к воротам, оглядывался и возвращался на прежнее место. Однажды он остановил одного из сторожей и расспросил его. Да, сторож помнил ее – молодую даму в бежевых перчатках. Она приходила раз или два – а может, и больше, трудно сказать, – и подолгу ждала. Нет, с виду никто бы не подумал, что она обеспокоена. Посидев в парке, она уходила пройтись, потом возвращалась, и так до самого закрытия. Он оставил свой адрес сторожу, и тот пообещал известить его, если та же дама появится снова.

Иногда вместо парка он отправлялся блуждать по узким улочкам Лиссон-Гроув и дальше, за Эджуэр-роуд, и мерил их шагами до ночи. Но так ни разу и не встретил ее.

Прилагая все старания, чтобы вырваться из тисков бедности, он гадал, помогли бы ему деньги или нет. Но мрачный, бесконечный город, скрывающий миллионы тайн, словно насмехался над ним. Он с трудом скопил несколько фунтов и потратил их на объявления в газетах, но не ждал ответа и не получил его. Скорее всего этих объявлений она и не видела.

Спустя некоторое время и парк, и даже прилегающие к нему улицы стали ненавистны ему, и он, надеясь на забвение, переселился совсем в другую часть Лондона, однако просчитался. Всякий раз его заставало врасплох одно и то же видение: тихая широкая аллея с ровным, строгим рядом деревьев и веселыми цветочными клумбами. В угасающем свете дня он неизменно видел ее. Точнее, видел маленькое одухотворенное лицо, носки коричневых ботинок и сложенные на коленях изящные руки в бежевых лайковых перчатках.

В ноябре к четырем часам дня окрестности Блумсбери-сквер пустеют, словно пытаясь защититься от чужих любопытных взглядов. Посыльный Тибба, во все горло кричавший, что она его медовое солнышко, резко остановился и наступил на ногу молодой говорливой леди, которая катила коляску, причем явно остался глух к, мягко говоря, нелицеприятным замечаниям, последовавшим от молодой говорливой леди. И лишь дойдя до поворота, посыльный Тибба вновь задумался о своих личных делах настолько, чтобы объявить скорее самому себе, чем на всю улицу, что он ее пчелка. Молодая говорливая леди, шедшая на полдюжины ярдов позади, забыла о своей обиде, увлекшись разглядыванием спины незнакомца. Ведь спина незнакомца имела одну особенность: там, где спина должна быть прямой, виднелась явная выпуклость.

– Это не горб, да и на скривляние [7] позвоночника не похоже, – заметила молодая говорливая леди, обращаясь к самой себе. – Провалиться мне на этом месте, если он не тащит домой на себе грязную посуду!

Констебль, который с притворно-скучающим видом стоял на углу, наблюдал за приближением незнакомца. «Странная у вас походка, – подумал констебль. – Надо идти осторожнее, а то еще упадете и покатитесь кувырком».

– Да это молодой человек! – пробормотал констебль, когда незнакомец миновал его. – У него совсем юное лицо.

Смеркалось. Незнакомец, обнаружив, что не может разобрать название улицы на доме на углу, повернул обратно.

– Так это действительно молодой человек, – продолжал бубнить констебль. – Почти мальчик.

– Извините, – произнес незнакомец, – вы не подскажете, как пройти на Блумсбери-сквер?

– Это и есть Блумсбери-сквер, – объяснил констебль. – По крайней мере все, что за углом. А какой дом вам нужен?

Незнакомец вытащил из внутреннего кармана наглухо застегнутого пальто клочок бумаги, развернул и прочитал вслух: