В отличие от предыдущего страшного зрелища теперь среди зрителей находилось много женщин. Их одежда была проще, чем на мужчинах, были они в большинстве своем босы, с обнаженной грудью. Вдруг верховный жрец быстро обернулся и воздел руки к небу. По этому знаку из часовни выбежала группа рослых молодых мужчин со стянутыми узлом волосами. Бедра их были охвачены разноцветными шнурами, к которым прикреплялись лишь переднички различных цветов, достаточно узкие, чтобы не мешать бегу.

— Приверженцы бога Дождя сейчас вступят в схватку со сторонниками бога Ветра, — зашептал пятнистый и чуть заметно улыбнулся. — У защитников Дождя переднички синие, люди Ветра в красных. Игра называется тлачтли, мы научились ей у тольтеков, во время их пришествия из Долины Анауаку.

Тем временем верховный жрец бросил в центр поля круглый предмет. Как ни странно, но он тотчас же отскочил от земли. Человек в шкуре ягуара, от которого не ускользнуло удивление гостя, снова наклонился к нему и произнес:

— Это шар из чудесных белых слез, которые роняет священное дерево, если его ранить. Игрокам разрешается отталкивать мяч только локтями, коленями и бедрами. Они не смеют касаться его ни ладонью, ни ступней, за это их карают смертной казнью. Побеждает команда, которой удастся забить шар в одно из двух каменных колец, вот здесь налево и вон там в противоположной стороне.

И в самом деле, в обеих стенах было по массивному каменному кругу, украшенному удивительными орнаментами. Они были вертикально вделаны в стены. Пробитое в камне отверстие было чуть больше шара из белых слез.

А шар уже бешено метался по полю, резко отскакивал от каменных стен и от земли, но люди Ветра и Дождя передвигались с той же быстротой. Словно тигры, бросающиеся на жертву, извивались они в прыжках, змеиным движением бедер отбивали шар, стремясь загнать его к стене противника, с быстротой летящей стрелы уклоняли руки и ноги, чтобы неосторожное прикосновение не повлекло за собой страшного наказания. Не один раз казалось, что шар вот-вот влетит в кольцо, но каждый раз он ударялся о край его и снова отскакивал в поле.

Гостю показалось, что игра продолжалась долго, но зрители были другого мнения. Они громко подбадривали своих игроков, кричали даже те, что стояли на верху стены, пытаясь при этом размахивать хотя бы одной рукой. С таким же интересом наблюдали за игрой и женщины и жрецы, отбросив всю свою важность. Большинство зрителей заключали между собою пари. Богачи ставили свои пышные одеяния и драгоценности, бедняки, мечтавшие разбогатеть, но ничего не имевшие, отдавали в заклад своих жен и даже детей. Самые же бедные ставили на карту самих себя: если проиграют, то становятся рабами.

В это время один из людей Дождя прорвался сквозь оборону противника, мастерскими подходами проник под самое кольцо людей Ветра, подкинул коленом шар на локоть и сильным ударом послал его в стену. В следующую долю секунды шар пролетел сквозь кольцо с такой силой, что защитники не успели прийти в себя от испуга. Но рев удовлетворения, пронесшийся среди зрителей, длился недолго. Он сменился поголовным бегством, всех присутствующих охватила невероятная паника. Побежденные, как побитые, неподвижно замерли на месте поражения, в то время как люди Дождя вместе со своими сторонниками набросились на зрителей, срывая с них золотые украшения и дорогие одежды и сваливая все в одну кучу. Зрители, стоявшие на свободном пространстве возле часовни, в страхе уносили ноги. Хуже всего пришлось тем, которые до сей поры теснились на гребне стены. Едва они пробились вниз, как оказались в лапах победителей и их загонщиков.

— Победители имеют право завладеть одеждой, драгоценностями и оружием любого из зрителей, либо потребовать за них выкуп. Исключение не делается даже для жрецов. Победителям позволено захватывать и женщин, вот почему самые красивые так поспешно сбежали…

Человек в шкуре ягуара не договорил. Он пустился со всех ног, потому что в это время к нему мчались двое игроков Дождя, чтобы вырвать у него драгоценную палицу, усаженную обсидиановыми шипами. Они догнали его, один из преследователей схватил палицу, другой рывком сорвал пятнистую шкуру ягуара.

Едва она коснулась земли, как тут же растаяла, превратившись в бесформенное, выжженное солнцем пятно.

Видение тотчас же исчезло, пятна тени от листьев посветлели, серебристое сияние порозовело.

Месяц погружался в джунгли, восток робко светлел.

— Горе нам, сеньор, гостиница все время наполовину пустует. Сами знаете, от Мехико к нам далеко. Да, чтобы не забыть, ваши компаньоны уже давно ушли, они тащили с собой какой-то чемодан. Они сказали, что, мол, вы их найдете. — И старик, дежуривший в этом отеле, вероятно, целыми сутками, устроился поудобней в своем кресле в швейцарской и преспокойно уснул.

Солнце уже стояло высоко. Вместо ночной каменной стены вдоль дороги тянулся ветхий деревянный заборчик, вместо стража ворот в шкуре ягуара у раскрытой калитки сидел мальчонка и продавал открытки. Двор был пуст, нигде ни одной живой души. Не дворцы, купающиеся в серебре лунного света, а жалкие развалины, жестокие следы времени, покрывали здесь огромное пространство, отданное во власть дождей, ветра и солнца. Северный фасад пирамиды, по ступеням лестницы которого ночью вползала пестрая змея жертвенной процессии, было то единственное, что реставраторы этих развалин сумели кое-как привести в первоначальный вид. Восточная и южная стороны представляли собой горы обломков каменной кладки, сдвинутых с места каменных глыб и выветрившегося щебня. По такой лестнице торжественная процессия едва ли смогла бы добраться к своим божествам.