— Померещилось, — шепотом сказала она, снова опуская голову на подушку, но лежала, все еще прислушиваясь, как будто в самом деле ее мог кто-то позвать. Сон пропал, и Таня долго еще ворочалась. Потом, наконец, глаза начали закрываться, и как будто бесшумно отворилась дверь и так же неслышно в комнату вошел кто-то. Таня не видела лица, но знала: это Георгий… Глаза закрылись.

Было, наверно, около трех часов ночи, когда Авдей Петрович, долго не засыпавший от бессонницы, явственно расслышал сказанное, конечно, не по его адресу теплое и по-сонному расплывчатое слово: «Милый!»…

До начала занятий оставался почти целый месяц. За то короткое время, что Таня жила у Авдея Петровича, он так привык к ней, что даже немного обиделся, узнав о ее намерении перебираться в студенческое общежитие.

— Скорлупа моя, значит, не по душе, — с укоризной сказал он. И Тане сделалось как-то неловко: вдруг он понимает это как неблагодарность.

«Успею еще переехать, — подумала она, — поживу до начала занятий». И осталась у Авдея Петровича.

Несмотря на протесты Насти, Таня занялась хозяйством. Регулярно мыла полы в комнате, в коридоре, на кухне. Ухитрилась даже выкрасить белилами изрядно замусоленную дверь комнаты, за что заслужила одобрение Авдея Петровича. Старик продолжал называть свою квартирантку Яблонькой, оттого что на сердце как будто светлело, когда бывала дома эта светловолосая девушка. Раз он даже заявил, что теперь у него две внучки…

Начались занятия в консерватории. Время побежало быстрее; теперь его совершенно не стало хватать. Таня безраздельно отдавалась музыке, и ей казалось, что жизнь с каждым днем становится все полнее и радостнее, что прибывают силы и все это наполняет ее предчувствием еще большего счастья…

Несчастье случилось в один из дней, когда дул холодный декабрьский ветер, принесший гололедицу на московские улицы. Таня не вернулась домой из консерватории.

Она все еще жила у Авдея Петровича. Как-то так получалось, что переезд в общежитие откладывался по самым различным причинам. Домой приходила она обычно аккуратно, почти в одно и то же время, или предупреждала накануне, если собиралась задержаться.

Авдей Петрович встревожился:

— Куда же это наша Яблонька подевалась? — растерянно говорил он Насте, прислушиваясь к хлопанью дверей и шагам на лестнице. — Уж не случилось ли чего?

— Что может случиться? — успокаивала Настя, а сама тоже прислушивалась к малейшему шуму на лестнице.

В одиннадцать часов Настя спустилась на второй этаж к соседям, чтобы позвонить от них в консерваторию. Когда дозвонилась, ей ответили, что никого из студентов давно уже нет.

— Что делать-то? — растерянно спросила Настя, вернувшись.

— Что делать, что делать! — не на шутку заволновался старик. — Искать надо!.. — и пошел звонить по телефону сам.

Его крючковатый заскорузлый палец никак не помешался в отверстиях номерного диска, поэтому Авдей Петрович номер набирал долго. Из отделения милиции, куда он обратился, ответили обещанием навести справки. Он остался ждать у телефона. Вскоре из отделения позвонили, что «названная гражданка в результате несчастного случая доставлена» в одну из районных больниц города, и сообщили адрес.

Авдей Петрович вернулся домой, нахлобучил шапку, надел пальто.

— Одевайся, Настёнка, — сказал он глухим голосом. — Беда с нашей Яблонькой…

На улице порывистый ветер нес навстречу мелкие замерзающие на лету капли. Они больно секли лицо, расплывались ледяной коркой по асфальту. Авдей Петрович шел быстро, все время скользя. Настя, сама чуть не падая, старалась задержать его, но он не сбавлял шага. До метро добрались с трудом…

Адрес больницы, очевидно, им дали неправильный. Когда дежурная навела справки, выяснилось, что Тани здесь нет. Снова пришлось звонить в отделение милиции. Оказалось, что напутал сам Авдей Петрович…

Только поздно ночью они отыскали больницу, где лежала Таня. В палату их не пустили.

— Перелом левого плеча и ушиб головы, — блестя очками, сообщил дежурный врач, — кроме того, открытый перелом в левом запястье. Но волноваться не стоит? жизнь девушки вне опасности. Когда попадают под машину, то дело, знаете, часто кончается хуже…

Таня не помнила, как все произошло. Скользя на асфальте, она вместе со всеми перебегала улицу. Впереди поскользнулась и упала какая-то старушка. Таня помогла ей подняться. Потом послышался чей-то крик… Что-то сбоку налетело на нее, опрокинуло на асфальт, куда-то поволокло. Тупая боль в затылке, нестерпимая, жгучая боль в левой руке и радужные круги в нахлынувшей темноте было последним, что запомнила Таня…

Начались тягучие, невыносимо однообразные дни. Плечо и запястье срастались медленно. Когда сняли шину с кисти, оказалось, что тремя пальцами левой руки Таня почти не владеет. «Неужели я не смогу играть?», Думала Таня, холодея от ужаса.

Во время свидания она поделилась своею тревогой с Настей:

— Настёночек, милый, позвони Николаю Николаевичу, пусть он поможет… Мне, наверно, надо в специальную клинику… Я говорю им, а они только успокаивают… не понимают, что моя жизнь тут, вот в этом… — Движением головы она показала на беспомощно лежавшую поверх одеяла руку.