Шрифт:
– Мы, блин, по «горячей собаке» съели, - соврал с газона Жень, очень натурально держась за живот. – Дрянь какую-то в них пихают, гады… блин.
– Да уж, - глухо сказал Арья над плечом Ксе. У того мурашки побежали по коже.
– А-а, - ответили ментавры. – Сортиры там.
И уехали в указанном направлении.
Дед шумно выдохнул, ткнувшись лбом в плечо ученика. Снова. В третий раз так же, выверенным, ровным, глубоким выдохом. Тем временем Лья, все еще серый от нервного напряжения, шагнул мимо них к Женю, поднял божонка с травы и по-хозяйски взял под руку. «Ты… блин… поаккуратнее, - донеслось до Ксе недовольное ворчание, - меня тошнит, между прочим…»
– Ох… - Арья, наконец, поднял лицо и бледно улыбнулся. – Ох, Мать… я уж д-думал, все.
– Лья, - сухо окликнул Ксе, - Деду в больницу надо.
– Дурак, - с нежностью сказал Арья. – Я т-тоже д-дурак. Я п-поздоровее тебя буду…
– Дед!
Тот засмеялся, потрепал волосы Ксе безукоризненно твердой и легкой рукой, и сообщил на ухо:
– Девки-то – трансляторы.
– Какие девки? – не понял Ксе. – Милиционерши?
– Они, они. Пойдем-ка и вправду отсюда, Лья, Жень, д-догоняйте. Жень, т-ты там как? Ну и хорошо, и хватит т-тебе на сегодня… Девки эти – формально не жрицы, никаких п-посвящений не имеют и через стихию не читаются, но по функции они, к-когда на дежурстве – кумиры храмовые… Амулеты видел? Они, девки эти, вызывают, концентрируют и транслируют мыслежертвы богу власти… А я через стихию смотрел, да еще не куда-нибудь, а на т-тебя, Женька, и т-тут… вдруг… шваркает мимо еще одна ан… антропогенная сущность. Которой мы с вами сейчас встаем костью в горле. Ох…
– Пора валить, - заключил Лья.
Ксе разглядывал безупречно ровный асфальт, думая, что бог власти должен находиться в том же положении, что и бог наживы. Хотя вполне вероятно, что жрецы тут ни при чем. Жречество – это часть власти, а они идут против жречества, и значит, гнев бога на них. «Вот не было печали», - уныло подумал шаман. Остается только уповать на Матьземлю, надеясь, что стихия сумеет отстоять собственные желания. Ее воля старше и всяко могущественней, но ситуация определенно малоприятная…
– Лья, - сказал Дед Арья, - куда им теперь? Долго п-прятаться не надо будет. Ночь, две, максимум т-три.
Ксе внутренне улыбнулся. Дед всегда знал, кого на какой участок лучше ставить. Теперь ясно, что он замышлял, подзуживая Лью и затаскивая его в эту историю. Ксе подозревал, что еще не раз и не два Лье будут задавать этот вопрос – куда ехать и где прятаться.
Не найти человека компетентней шамана Льи.
«Так ему и надо», - подытожил Ксе и впустил улыбку в глаза. На него настороженно и с надеждой смотрел Жень – на него, а не на мудрого Деда или хитроумного Лью – и потому Ксе чувствовал ответственность за божонка. Ответственность лежала на всех, принявших просьбу великой стихийной богини, но Арья и Лья только рассчитывали и планировали, а Ксе должен был еще успокаивать. Ободрять.
Почему-то он был рад этому.
Жень улыбнулся ему – в ответ.
Лья думал.
– Если дня на два, то можно на мою старую площадку, - сказал он. – Там ремонт будет, а пока она пустая стоит. Ночевать, в принципе, можно.
– Ладно, - удовлетворенно ответил Дед.
И Ксе вздрогнул, потому что закончил Арья словами:
– А вам в метро.
– Ч-чего?
– Улетаете, да, дедушка? – посопев, спросил Жень.
– Ага. – Арья обернулся и потрепал бога по макушке. – Ты не волнуйся. С тобой Ксе останется, и Лья поможет. Так, Лья?
Тот пробурчал что-то неразборчивое, но интонации учителя не позволили отступить.
– Сволочи вы, - сдался Лья. – Ну, только попробуйте влипнуть… свалю и глазом не моргну. Совести у вас нет? так у меня тоже нет… учтите…
Жень подмигнул Ксе и солнечно улыбнулся.
Лья работал по той же специальности, что и Ксе, только в другой фирме. Занимались они поддержкой старых объектов – зданий, строившихся до второй половины шестидесятых, без всякого представления об энергетических контурах, крохотных капиллярах огромного тела Матьземли. Ксе перенастраивал жилые дома: те, в которых людям по необъяснимой причине делалось муторно и тоскливо, где у здоровых родителей рождались больные дети, где слишком многие спивались или садились на иглу. Дело это было несложное и позитивное, Ксе оно нравилось. Лья работал по большей части с памятниками архитектуры и, будучи в подпитии, матерно клял комиссию по их охране. По его словам, из того, что строилось полтора века назад вкривь и вкось на собачьих костях, большую часть можно было только снести, но каждый приказ о сносе приходилось выбивать с кровью. Остальное, хочешь – не хочешь, а выправляй и отлаживай. Впрочем, Ксе подозревал, что за рекомендацию снести памятник и построить на его месте современный, тщательно настроенный торговый центр сотоварищу просто больше платили.
Отчего, вероятно, у него и имелось две собственных площадки. У Ксе, к примеру, не было ни одной; для того, чтобы в спокойной обстановке погулять по тонкому миру и после работы привести себя в резонанс со стихией, приходилось выкручиваться по-всякому.
Старая и подлежащая ремонту площадка Льи располагалась в квартире на первом этаже кирпичного дома. От метро до нее было минут пять ходьбы. Поездка в метро обошлась без приключений; иного Ксе и не ждал – Матьземля могла по-разному относиться к происходящему на ее поверхности, но у себя внутри ничего противного своей воле не допускала. Шамана всегда изумляло, как метростроевцы тридцатых ухитрились не допустить ни одной серьезной ошибки в согласованиях. Иначе как чудом назвать это было нельзя.
Опамятовавшийся и повеселевший Жень радостно ухмылялся. Зубы у него были сверхъестественно белые и ровные – тоже, наверное, от божественности. Сначала Ксе рассказывал ему про Деда и свое обучение, потом Жень пустился вспоминать, как папка возил их с сестрой в танковый музей в Кубинке. Вылилось это в упоенный монолог бога войны о танках, БэТээР, БээМПэ и их ТэТэХа, который безнадежно штатским шаманом слушался вполуха с легким страхом.
На выходе из станции Жень замер возле киоска с газетами. Ксе не стал торопить его, в очередной раз повинуясь интуитивному чувству правильного.