Шрифт:
— А я считаю, что черный квадрат… — начала было Лиза, но Даша ее перебила:
— Умоляю, давайте только вот о черном квадрате не будем спорить! Я этого больше не вынесу! Если есть желание обсудить Малевича, поговорим, что ли, о «Яблоне в цвету» — замечательная картина, или вот «Отдых» у него совершенно гениальное полотно, я просто тащусь от него…
Возле туалета Даша встретила виновника торжества.
— Веселишься? — усмехнулся Захар.
— Вроде как, — Даша ответила улыбкой.
— Завела ухажера? — Захар прищурился.
— А я тебя видела с о-оочень грудастой блондинкой! — поддела его она.
— Это моя двоюродная сестра из провинции, — Захар потупил глаза.
Она расхохоталась.
— За столь наглое вранье я пойду в туалет вместо тебя! — заявила она и внедрилась без очереди.
Дима проводил ее домой.
— Ну пока, — сказала Даша и поднесла было ключ к домофону.
— И что, мы даже не будем целоваться? — ужаснулся Маслов.
— О боже… — простонала Даша. — Кто тебе сказал, что я целуюсь с писателями?
— Ну я еще и сплит-системы продаю, — убеждал Дима. — Так что…
— Все, спокойной ночи! — оборвала его Даша.
— Я тебе не нравлюсь? — его настойчивость выходила за все рамки.
— Нравишься, — призналась Даша. — Но я не буду сейчас с тобой целоваться, потому что я несколько часов назад навеки рассталась с любовником и мне надо прийти в себя.
— Ладно! Ты как-нибудь со мной поужинаешь?
— Позвони!
Это начало романа? Или просто секс — в перспективе, разумеется? Или не стоит загадывать?
Глава 26
— Послушай, тебе тридцать пять лет, а у тебя звездная болезнь, как будто ты, на хрен, Бритни Спирс! — Даша, не жалея сил, орала на Диму. — Сколько ты еще будешь популярен? Год? Два? А что потом? У тебя будет косная аудитория тысяч в сто — и это я еще тебе льщу, на самом деле тысяч пятьдесят…
— Все! — Дима сломал диск. — До свидания!
Но Даша предполагала, что именно так все и будет, — она метнулась к двери и перегородила вход.
— Стоять! — страшно закричала она.
Маслов, конечно, сам с усами, но это было ее преимущество — она умела орать по-настоящему, громко и дико, так, что жертва обмирала и теряла дар речи.
— Дима, — спокойно произнесла она. — Я не прошу тебя писать всякие там попсовые глянцевые романчики. Я просто хочу, чтобы ты вернулся к истокам. К тому, что у тебя лучше всего получается.
Они встречались уже три месяца. Первые двадцать дней — без секса.
Расставшись с ним после дня рождения Захара, Даша влезла на блог Маслова и загляделась на снимки с Пхукета — обнаженный Дима был очень даже ничего. Она ждала звонка, но это его «как-нибудь» растянулось на две недели.
Он тоже любил предварительные игры.
Даша давно уже не переживала, если новый знакомый не звонил три дня, неделю, — она продолжала жить, зная, что не этот, так следующий. Могла и сама позвонить — если мужчине удавалось ее заинтересовать.
Насчет Димы она не была уверена.
Писатель. Издается в разных издательствах, он любит всякие там посиделки на кухнях и умные разговоры, она — тусовки, людей и пустой бессмысленный светский треп.
Он стесняется публичности, болезненно реагирует на критику, она не может без показухи и рада любому упоминанию о себе в прессе.
Но секс решил все проблемы. К тому же Дима был действительно умным. Он читал. Много и разное. Запоем. В отличие от Вити, с которым Даша могла обсудить разве что журнал «Роллинг Стоунз».
Они встречались-встречались, а потом Даша неожиданно поняла, что счастлива. Дима мог хлопнуть дверью только потому, что она издевалась над его любимым Прустом. И это было так… невинно. Никаких пьяных ссор, но в то же время — пиршество эмоций.
А теперь она еще и его издатель. Дима слушал-слушал, сколько она зарабатывает на книгах, а потом вдруг попросил:
— Возьми меня к себе.
— А ты открой свое издательство, — посоветовала Даша.
— Да в лом мне, — отмахнулся он. — А эти… — «Эти» были его издателями, обещавшими ему невиданный успех и феноменальные гонорары. — Кажется, уже начинают грызть мозг.
Так Даша его и заполучила. И теперь пыталась доказать, что всякие там разлюли о действительном положении общества интересны узкому кругу специалистов, которые купят его книгу, чтобы высмеять, так как Маслов все-таки не социолог. А широкий читатель ждет от него совсем иного.