Пастырь всегда мыслится православным сознанием в качестве религиозного учителя по образу Христову и — специально — посредством проповеднического церковного слова. Так мотивируется в русском богословии гомилетика в теории и истории, но — тесно связанная с пасторологией — она в значительной степени разделяет и ее неблагодарную судьбу, поскольку искони считалась «наукой прикладной, наставляющей пастыря на его поприще церковного проповедничества — совокупностью правил касательно церковного собеседования вообще и частных видов (форм) его в особенности» (митроп. Макарий). Классическим трудом в этой области служат «Чтения о церковной словесности» проф. Я. К. Амфитеатрова. Они отличаются выдержанной стройностью системы и названы у проф. С. П. Шевырева «прекрасной книгой», но исходят из чисто теоретических предпосылок и развиваются в тоне схоластического схематизма, а по своей тенденции стремятся не столько раскрыть предмет в его жизненном обнаружении, сколько научить искусству проповедничества соответственно принципиальным его законам. Этим духом обвеяно и распространенное некогда школьное пособие по гомилетике проф. о. Н. А. Фаворова.

Новая струя была внесена известным в этой сфере авторитетом, профессором В. Ф. Певницким, которому гомилетическая наука обязана многочисленными и солидными вкладами теоретического и практического характера. У нас он был провозвестником, поборником и реализатором исторического метода в разработке гомилетической дисциплины и изучения всей проповеднической письменности. Поэтому и его теоретические конструкции, имея исторический базис в заветах и запросах Церкви, заимствуют от них свойственную жизненность, не будучи, однако, практическими уроками проповедничества. «Церковным красноречием» проф. В. Ф. Певницкий обозначает проповедное слово, возвещаемое с церковной кафедры, излагающее православное учение о вере и жизни христианской. Сущность церковной проповеди — это идущее из века в век живое свидетельство о нашем спасении и средствах к его достижению, предлагаемое избранными служителями Божиими. Преследуемая этим цель есть приглашение, воспитание и возвышение людей для участия в Царстве Божием, основанном и провозглашенном Господом Иисусом Христом. В таком случае первоисточником церковно-проповеднического учительства является проповедь Христова, а фактической нормой раскрытия принимается историческое проповедничество на всем его протяжении и во всех формах. На этой предпосылке зиждутся разнообразные историко-гомилетические этюды проф. В. Д. Певницкого (об Иоанне Крестителе, древней христианской проповеди, о веке мужей апостольских, Оригене, Григории Чудотворце, Максиме Туринском, Иларии и Кесарии Арелатских, св. Льве Великом, Григории Двоеслове), утверждавшего и необходимость высокой образованности для проповедника, по древним обязательным примерам.

Изложенными принципами и вообще регулируется русская гомилетическая наука. Она рассматривает церковное проповедование по свойственным ему целям — евангельского убеждения и христианского подкрепления на пути познания и осуществления людьми Божественной истины. В первом отношении это есть «живое слово» благодатного помазания от сердца к сердцу, во втором оно — ораторский способ воздействия применительно к слушателям и является уже собственно «церковным красноречием». Посему и новейший горячий глашатай идеи «живого слова» в проповеди — архиепископ Харьковский Амвросий (Ключарев) — был тонким церковным витией со всеми достоинствами ученого и оратора.

Правда, высказывается мнение, что «проповедь, как дело исполненной Св. Духа личности, должна быть вдохновенным словом, должна таить в себе духовную красоту. Это роднит ее с искусством». Однако «и потому, что искусство не в механическом соблюдении определенных правил, и потому, что проповедь не ораторское искусство, — всё учение о форме и вообще о внешней стороне проповеди выражается в двух словах: проповедь с внешней стороны должна быть безыскусственна и проста. Искусство проповеди — в духовной опытности проповедника, в жизненности и одушевленности его слова. Проповедь может быть и простой учительной речью, может становиться также искусством и в ближайшем смысле, но это возможно лишь при условии свободного творчества, а не схоластической теории». Такой отвлеченно-теоретический взгляд (проф. М. М. Тареева) остается довольно единичным в русской литературе и встречает некоторую солидарность только в воззрениях иного порядка, что «верующие более почувствуют духовного обновления, если проповедник представит евангельскую истину помимо всяких обоснований, но во всей ее неотразимой правде», ибо «проповедь не есть богословский трактат, не урок по катехизису: она относится не к области риторики, но к области аскетики, т. е. внутреннего настроения души говорящего», так как «лишь из доброй сокровищницы сердца можно выносить доброе» (митр. Антоний Храповицкий).

Руководящие начала русской гомилетической науки и господствующая у нас проповедническая практика более соответствуют заветам св. Иоанна Златоуста и блаж. Августина, что сила слова дается не природой, а образованием, однако подготовка к проповедничеству должна быть не просто теоретической, но живой. В этом смысле положение проповеднического дела в русском богословии точнее характеризуется заключениями проф. А. В. Говорова (в речи «Основной принцип церковной проповеди и вытекающие из него предмет и задачи церковного красноречия». Казань, 1895), что «церковная проповедь в существенном слагается из двух элементов: идеального и действительного, истины и жизни. Задача ее — воплощение христианской истины в жизнь личную и общественную. Преобладающим значением того или другого элемента в проповеди определяется или гомилетический идеализм ее, менее принимающий в расчет специальные условия места и времени, но более обращающий внимание на религиозную веру и само религиозное чувство, с которым непосредственно соединяет область чистой, или отвлеченной, морали; или же гомилетический реализм, непосредственно касающийся современной действительности в самых разнообразных ее проявлениях. В силу этого — именно «нахудожественном сочетании практических вопросов жизни с теоретическими вопросами из области церковно-религиозной основывается, вообще говоря, культурно-историческое значение христианской церковной проповеди».

Если теоретические построения иногда примыкают к прежним схемам, то специальное изучение проповедничества ведется ныне историческим методом, по связи с данной эпохой и ее отражениями. Для особой древнерусской церковной учительности (чтениями в храме из житий святых и святоотеческих творений), как «уставной», обязательной части богослужения «по уставу», характерно «историко-гомилетическое исследование» проф. В. П. Виноградова. Эту же тему в общей исторической перспективе и в практическом приложении рассматривает специальный трактат проф. Н. К. Никольского с тенденциозными применениями в подрыв нарочитого церковного проповедничества.

Из собственно исторических обозрений по рассматриваемому предмету справедливо указать труд проф. Н. И. Барсова по истории первохристианской проповеди (до IV века) и «очерки и исследования» митрополита Антония (Вадковского) «из истории христианской проповеди».

Христианство по своему доктринальному содержанию и моральному влиянию исповедуется в православии божественным, или чудесным, для космического строя, а потому для него принципиально требуется рациональное оправдание, — тем более, что обыкновенный разум слишком склонен и способен превращать эту чудесность в прямую невероятность и часто обнаруживает систематический скептицизм. Этим создается и практическая нужда научной защиты христианства, как ее же вызывает соотношение с другими религиями в тоне абсолютного превосходства над ними. Отсюда вполне законно утверждается в русском православном богословии христианская апологетика, культивировавшаяся издавна под разными формами и имеющая немалую литературу.

Общая задача та, чтобы дать пропедевтически-рациональное обоснование для всех богословских наук, почему именно «введением в круг» их называлась и соответствующая академическая кафедра по академическому уставу 1884 года, хотя типическое построение этого рода было сделано гораздо раньше — в труде митроп. Макария (Булгакова) «Введение в православное богословие». В этом направлении перспективы могли суживаться до простой классификации богословских дисциплин; однако, всегда признавалось наиболее существенным научное ограждение принципиальных религиозно-христианских доктрин. Но поскольку они анализируют и раскрывают непреложную богооткровенную истину, — с этой точки зрения здесь всякий скепсис отрицания бывает ошибочным по самой своей природе. Естественно, что и важнейшим элементом апологетических работ является преобладающая полемика с рационализмом по всем кардинальным вопросам, так что недостаточность ее считается даже прямым дефектом по сравнению с научным апологетическим идеалом (напр., о. Т. И. Буткевичем, заметившим по отношению к лекциям проф. Ф. Ф. Сидонского, что «в них даже нет опровержения различных возражений со стороны неверия», или о «Введении» митроп. Макария, что «оно не защищает богооткровенных истин от возражений и нападок со стороны враждебных христианству мировоззрений»). Лучшим образцом сочинений этой категории служит «Христианская апологетика» проф. Н. П. Рождественского, который, обозрев критически общие вопросы и принципиальные пункты религии, как таковой, проходит этим путем к откровению и рассматривает Ветхий Завет и христианство в критическом освещении.