— Дяденька, дай мне тоже подержать.

Пацан правит, и я великодушно даю ему подержать свое оружие. Пистолет у меня такой, что только муху можно убить, да и то с близкого расстояния. Я выпросил его перед операцией у Оли, нашего комсорга, чтобы Маркевич взял меня с собой, безоружного он не хотел брать. У Сергея автомат, и в конце арбы сидит Фимка со станковым пулеметом. Сергей с воодушевлением жестикулирует, объясняя нам план операции, у него мания командовать, ему неважно, из кого состоит его воинская часть, важно, что он командир. Вот и сейчас, на лету ухватил приказ Дубровского, выскочил из хаты, увидел Фимку-пулеметчика, подхватили «максим» — и вперед, в бой! Тут я по дороге попался, тоже с ними запросился. «Достанешь оружие, то догоняй!» — крикнул Маркевич. Догнал я их уже в поле, где Сергей, увидев арбу, снопы приказал сбросить, поставили пулемет в телегу, и уже мы несемся на колесах, только флага не хватает, совсем бы революционная тачанка.

Так мы долетаем, доскакиваем по дороге до хутора Двор-Жары, возле хутора проходит большак, там мы надеемся закрепиться и остановить танкетку. Не доезжая имения, разделяемся, Фимку с пулеметом оставляем у сарая возле дороги, мальчишку с конем отсылаем в кусты за бугор, а сами ползем к Двор-Жарам, нужно узнать, не опередили ли нас немцы. Так и есть. Уже издали мы услышали громкую немецкую речь, а затем рассмотрели три крытые грузовые машины, и всюду стоят и ходят немцы, судя по машинам, их здесь не меньше сотни, но танкетки нигде не видно.

— Ползем поближе, — шепчет Сергей, — послушаем, что они говорят. — Сергей хорошо знает немецкий.

Переползли бугор кладбища, и — о ужас! — облака ушли и яркая луна осветила нас, распластанных на возвышении на самом виду у немцев, они метрах в ста от нас. Постепенно пришли в себя и начали вслушиваться, в ночи слышно хорошо, Сергей шепчет: «Хотят ночевать здесь». О бое нечего и думать, тут ноги бы унести. Но уходить при таком ярком свете невозможно, тем более что отползать надо вверх по бугру. Вся надежда на облака. Мы лежим, прильнув к земле, и, как зачарованные, наблюдаем за немцами. Они пустили в темноту несколько очередей на авось, но могут и прочесать местность. К счастью, облако большое и темное наползло и укрыло луну, мы, быстро перебирая ногами и руками, начали отползать, пятясь и ругая себя за дурацкую неосторожность.

Переползаем бугор, вскакиваем и бежим, спотыкаясь, в темноту ночи. Погони не слышно. Оглянулся, увидел черное небо, облитые серебром ореолов облака, и меня вдруг охватил восторг, дернул Сергея:

— Смотри! Смотри, как красиво! Сергей отмахнулся и продолжал бежать. Добрались благополучно до Фимки, затем до телеги, погрузились, и уже несемся к лесу, благо луна опять светит во всю силу своего полнолуния.

В лагере Сергей сразу отправился к Дубровскому, а я пошел искать Олю, нужно вернуть оружие. Но меня догнал Фимка:

— Идем скорей, комбриг тебя вызывает. Оказалось, Сергей доложил Дубровскому: «Николай, наверно, не в себе, бежим от фрицев, а он на небо смотрит и кричит: «Как красиво!»

Так закончилась моя первая боевая операция.

Конечно, это было еще неопытное и какое-то детское воевание, мы с Сергеем и тем мальчиком играли в партизан, это игра была по тем представлениям о партизанах, которые у нас существовали по фильмам и книгам, по рассказам, как это в действительности происходит — борьба, деятельность партизан, мы не знали еще.

И все-таки разведка наша не была напрасной. В ту ночь пришла в наш Истопищенский лес бригада Никитина, людей уже трижды обстрелянных, дрались они отчаянно; и было решено уничтожить немцев в Двор-Жарах. Так что на следующий день я участвовал в настоящей операции, и уже у меня была винтовка.

Первые дни в партизанах насыщены у меня страстным желанием всюду поспеть, во всем участвовать, и я заметил, что такое же состояние было у каждого; наверно, объединение отрядов, сила бригады действовали очень на людей.

Опять группа партизан уходит на задание, отряд в двадцать человек выстроился вдоль дорожки среди молодых березок и елей, командует отрядом Сергей Маркевич. В строю наши разведчики. Высокий, худой Паша Логвиненко, сутулый, с простуженным голосом. Михаил Чайкин — молодой кубанский казак, с вздернутым носом и карими глазами (это он сливал мне и Дубровскому после первой моей ночи в партизанах). Казах Зебик, широкоскулый, спокойный. Вали, тоже казах, но миниатюрный и, в отличие от Зебика, очень живой. Иванов, широкоплечий увалень, с сильным окающим говором, другие партизаны. У первых десяти — автоматы и винтовки, у второй десятки кнуты и налыгачи — веревки толстые, завязанные вокруг пояса.

Задачу ставит Дубровский Федор Фомич:

— Фашисты согнали скот, реквизированный у населения Ушачей. Стадо большое, до полсотни коров и больше полутораста овец. Перегонять в Лепель на станцию боятся, держат в Ушачах и ждут подкрепления. Гарнизон там, немцев с полицаями, шестьсот человек. Ваша задача: взять скот, избегая боя, и угнать в лес. Отряду дается десять пастухов, они погонят стадо, остальные действуют как группа прикрытия.

Я опять прошу Дубровского разрешить мне участвовать в операции. Дубровский опять отказывает: «Потом». Маркевич спрашивает: