30 августа Эйзенхауэр навестил Никсона — вице-президент повредил колено и находился в военном госпитале им. Уолтера Рида). Вернувшись из госпиталя, он сказал Уитмен: "...достаточной теплоты не было". В дневнике Уитмен есть запись: "Он опять упомянул, как уже делал это ранее неоднократно, что у вице-президента очень мало личных друзей. Эйзенхауэр признался, что не может понять, как человек может жить без друзей". Уитмен записала, что различие между Эйзенхауэром и Никсоном — очевидно. "Президент — это человек, собранность и искренность которого проявляются в каждом поступке... Он излучает эти качества, все знают об этом, все доверяют ему и любят его. Но вице-президент иногда кажется человеком, который ведет себя мило, но таковым не является"*64.

Кульминационным пунктом кампании были дебаты между Никсоном и Кеннеди. Эйзенхауэр советовал Никсону не соглашаться на участие в дебатах, он не должен предоставлять Кеннеди такую большую бесплатную рекламу. Никсон отклонил этот совет — участие в спорах он считал одним из наиболее сильных своих качеств. Эйзенхауэр все же посоветовал ему "говорить больше о положительных моментах и не стараться быть чересчур гладким". Никсон ответил, что будет "вести себя как джентльмен, пусть Кеннеди выступает как агрессор". После первого раунда дебатов Никсон позвонил Эйзенхауэру. Никсон, видимо, был поражен в самое сердце, когда Эйзенхауэр объяснил, "что у него не было возможности слушать дебаты...". И ему, наверное, было больно, когда, несмотря на это, Эйзенхауэр продолжал давать ему советы "время от времени... не казаться таким бойким на язык, надо поразмышлять и показаться обдумывающим что-то, прежде чем ответить на вопрос" *65.

В конце октября Эйзенхауэр, наконец, стал активно участвовать в кампании по поддержке Никсона. Но говорил он, однако, не о блестящей подготовленности Никсона к занятию поста президента, а об итогах деятельности своей Администрации. Выступая перед аудиторией в Филадельфии, он сказал, например, что за истекшие восемь лет личный доход граждан вырос на 48 процентов, личные сбережения увеличились на 37 процентов, строительство школ — на 46 процентов, численность студентов в колледжах — на 75 процентов, что было построено 9 миллионов новых жилых домов, валовой национальный продукт возрос на 45 процентов, инфляция находилась под контролем, система шоссейных дорог между штатами стала реальностью, как стал реальностью и путь по реке Св. Лаврентия для морских судов, — короче говоря, прошедшие восемь лет были чудесными годами. Большинство было согласно с этим, хотя Никсон мог бы сказать, что сутью выборов был вопрос о том, кто поведет Америку вперед в 60-е годы, а не назад — в 50-е.

Тем не менее речи Эйзенхауэра оказывали определенное влияние. Поэтому Эйзенхауэр решил, что будет принимать более активное участие в выборной кампании и должен иметь расширенную программу своих выступлений. Никсон полностью поддержал эту идею. Однако 30 октября, за восемь дней до даты выборов, Мейми позвонила Пат Никсон; ее угнетала одна лишь мысль о том, что мужу придется взять на себя дополнительную нагрузку, она опасалась за Эйзенхауэра, поскольку "отсутствие у него опыта участия в напряженной выборной кампании могло плохо повлиять на его сердце". Она пыталась отговорить его, но не смогла, и поэтому она "умоляла" Пат Никсон через своего мужа повлиять на Эйзенхауэра, но при этом Айк не должен знать о ее вмешательстве. На следующий день дополнительный аргумент высказал д-р Снайдер. Он сказал Никсону: "Или вы его отговорите делать это, или просто не дайте ему этого делать — ради его же собственного здоровья".

В своих мемуарах Никсон пишет, что "редко видел Эйзенхауэра более оживленным, чем в тот полдень, когда прибыл в Белый дом". Эйзенхауэр показал Никсону расширенную программу своих выступлений. И Никсон стал приводить доводы, подтверждающие, что Президенту не следует брать на себя дополнительную нагрузку. Как пишет Никсон, "он был уязвлен и рассержен". Но Никсон настаивал, и Эйзенхауэр "наконец молча согласился. Его гордость не позволяла Сказать что-либо, но я знал: мое поведение озадачило и расстроило его" *66.

Если Никсон не был готов рисковать здоровьем Эйзенхауэра ради своей победы, то он был вполне готов поставить под сомнение физическое состояние сенатора Кеннеди. Уитмен отмечает, что 4 ноября лагерь Никсона охватила "атмосфера отчаяния". В качестве примера она цитирует заявление, которому Никсон намеревался дать ход как заявлению Белого дома. Страна переполнилась слухами, будто Кеннеди страдает болезнью Аддисона. В предполагаемом заявлении делалась ссылка на положение Эйзенхауэра в 1956 году, когда он сделал достоянием гласности результаты своего медицинского освидетельствования, и содержался призыв к кандидатам на выборах 1960 года поступить таким же образом. По словам Никсона, как только Президент подпишет и выпустит это заявление, он немедленно предаст гласности собственные данные медицинского обследования.

Джим Хэгерти был в ярости. Он назвал это заявление "дешевым, отвратительным, дурно пахнущим политическим трюком". Эйзенхауэр придерживался такого же мнения. Когда один из советников попытался объяснить Президенту ситуацию в связи со слухами о болезни Аддисона, Эйзенхауэр прервал его и сказал: "Я не присоединюсь ни к одной затее, которая касается здоровья кандидатов". Идея была похоронена *67.

Отношение Хэгерти и Айка понять трудно. Никсон был прав, указывая на то, что прецедент установил Айк в 1956 году, а сам Кеннеди уже сделал здоровье Джонсона предметом спора (Джонсон перенес инфаркт; во время маневрирования до проведения конференции по выдвижению кандидатов Кеннеди сомневался, сможет ли Джонсон выполнять служебные обязанности в полном объеме). В 70-e и 80-е годы здоровье кандидатов стало стандартным объектом обсуждения и рассмотрения.

4 ноября люди Никсона позвонили Уитмен и сообщили: если Никсон будет выбран, то в первой же речи сразу после выборов он хочет предложить направить Эйзенхауэра в страны коммунистического блока с миссией доброй воли. Эйзенхауэр был "удивлен, ему не нравилось, что президентство выставляется на аукцион в такой манере. Он сказал, что, когда уже не будет президентом, ему будет трудно путешествовать, и он чувствовал: это была последняя отчаянная "истеричная акция". Он попросил Хэгерти позвонить людям Никсона и передать, что он отказывается.