Я пошел по звериной тропе, петлявшей между парков и долин. Потом остановился, чтобы напиться из ручья, и увидел на берегу след каблука, отпечатавшийся во мху. Секунду спустя тишину прорезал крик.

Крик повторился еще и еще, и я побежал на него. На той стороне небольшой опушки медведь терзал женщину. Я рванулся туда. Огромный зверь трепал свою обмякшую жертву, как тряпичную куклу. Я узнал залитое кровью лицо. Это была Епифания.

Не раздумывая, я бросился на медведя. Зверь встал на дыбы и ударом лапы свалил меня на землю. Я видел, как медвежьи черты превращаются в знакомое лицо: сквозь клыкастую, перемазанную слюной и кровью морду проступил лик Луиса Цифера.

Когда, отброшенный далеко назад, я поднял голову, все сомнения исчезли: это был он. Нагой, он уже не терзал Епифанию, он брал ее в высокой траве, и она стонала. Я подбежал к нему, схватил его за глотку и оттащил в сторону. Мы боролись в траве рядом с Епифанией. Он был сильнее меня, но я держал его за горло. Я сжимал руки, покуда лицо его не почернело от крови. Где-то за спиной кричала Епифания. Ее крики разбудили меня.

Я сидел у нее на бедрах в коконе сбитых простыней. В ее распахнутых глазах застыли боль и ужас. И я сжимал ее горло обеими руками, смертельной хваткой, и она уже не кричала.

— Господи!!! Ты жива?

Я слез с нее, и она, задыхаясь, забилась в угол кровати.

— Псих! — крикнула она между приступами кашля.

— Иногда я сам так думаю.

— Что на тебя нашло?

Епифания потерла шею. На безупречной коже темнели синяки от моих пальцев.

— Сам не знаю. Воды принести?

— Да.

Я пошел на кухню и вернулся со стаканом ледяной воды.

— Спасибо, — она улыбнулась. — Ты всегда подружек душишь?

— Обычно нет. Мне сегодня сон приснился.

— Какой?

— Приснилось, что кто-то сделал тебе больно.

— Ты его знаешь?

— Да. Он мне каждую ночь снится. Мне снятся безумные сны, страшные. И каждый раз он издевается надо мной, мучит. Сегодня он мучил тебя.

Епифания отставила стакан и взяла меня за руку.

— Похоже, что какой-то боко наслал на тебя сильную вангу.

— Слушай, детка, давай будем говорить на родном языке.

Епифания рассмеялась.

— Лучше я тебе быстренько все объясню. Боко — это злой хунган. Такой, который только черной магией занимается.

— А хунган это кто?

— Жрец Обеа. То же самое, что мамбо, только мужчина. А ванга — это проклятие или злое заклинание. Ну сглаз, понимаешь? Судя по тому, что ты рассказываешь, ты попал под власть какого-то колдуна.

У меня застучало сердце.

— Значит кто-то наложил на меня заклятие?

— Похоже, что так.

— Тот человек из моих снов?

— Скорей всего. Ты его знаешь?

— Ну можно сказать и так. В последнее время я с ним связан.

— Это Джонни?

— Нет. Но из той же оперы.

Епифания вцепилась мне в руку.

— Это то, чем отец занимался. Он служил дьяволу.

— А ты разве нет? — Я погладил ее по волосам.

Она обиженно отпрянула.

— Ты что, правда так думаешь?

— Ну ты ведь мамбо.

— Да, и я сильная мамбо. Я служу добру, но это не значит, что я не знаю, что такое зло. С сильным врагом лучше быть настороже.

Я обнял ее одной рукой.

— А ты можешь мне сделать амулет, чтобы защищал меня в моих снах?

— Если бы ты был верующий, то да.

— А я уже обращаюсь, и чем дальше, тем больше. Прости, что сделал тебе больно.

— Ничего. — Она поцеловала меня в мочку уха. — Я знаю один способ — все как рукой снимает.

Способ оказался весьма действенный.

Я открыл глаза и увидел узкий луч раннего утреннего солнца. В луче плясали пылинки. Епифания лежала рядом, из-под одеяла выглядывали ее коричневое плечико и худенькая рука. Я сел, откинувшись на подушку, и потянулся за сигаретой. Луч разделил кровать на две половины, тоненьким золоченым шоссе прочертил топографию наших тел.

Я наклонился и поцеловал спящие глаза Епифании.

И тут раздались громовые удары в дверь. Только полицейские объявляют о себе таким грохотом.

— Эй, Ангел! Открывай!

Стерн.

Епифания испуганно распахнула глаза. Я прижал палец к губам.

— Кто там? — прохрипел я, как будто со сна.

— Лейтенант Стерн. Открывай давай, да поживее.

— Сейчас, сейчас.

Епифания села в кровати, перепуганными, сумасшедшими, непонимающими глазами уставилась на меня.

— Полиция, — шепнул я. — Не знаю, что им надо, наверно, просто вопросы задать. Ты можешь тут посидеть.