Шрифт:
Из двоих больных Василий скончался первым. Его не стало в середине февраля 1602 года.
Александр и Михайло Романовы ненадолго пережили Василия. Александра схоронили в Луде, Михайла – в семи верстах от Чердыня, близ села Ныроба. На могиле Михайла принялись два кедра. В Ныробской же церкви долго показывали тяжкие оковы страдальца. Еще при Алексее Михайловиче бывшие ныробские дети, тогда уже старцы, вспоминали, как играли незлобивому узнику на свирелях, приносили и подавали в щели узилища еду и питие.
Наказание Романовых продолжалось меньше года, и вот из пятерых братьев трое не выдержали. В марте 1602 года Борис указывает Ивану Романову ехать служить в Уфу. Оттуда он скоро переводится в Нижний Новгород, наконец, вместе с племянником князем Иваном Черкасским, в Москву. Сицкие прощены и отправлены воеводствовать в Низовские городки. Княгине Марфе Никитичне Черкасской, овдовевшей на Белоозере, предписано проживать с невесткою, сестрою и детьми Федора Никитича (Филарета) в родовой отчине – в Юрьевском уезде, в селе Клин. Именно в Клину семилетний отрок Михаил Федорович Романов и услышал в апреле 1605 года приглушенную отраду разговора взрослых, от проезжего человека прознавших кончину Годунова.
Более непосредственным и независимым характером обладал Филарет. Ревностный в церковной службе он и по значительному денежному вкладу в монастырь и по знатности рода способен был легко делать карьеру. Монах – иеромонах – архимандрит, он отбросил посох и заплясал, узнав о смерти своего, братьев с друзьями и семьями мучителя. Слезы благодарности каре Всевышнего струились по седеющей бороде и усам. Филарет мял присланную из Московского патриархата грамоту о молении за беспорочную и праведную душу новопреставленного царя и прикидывал, думал.
Коли угрожающий Москве Димитрий – лжец, а Борис мертв, щенок его не в счет, Мстиславский в отказе, следующим царем быть Василию Шуйскому. Тому два царя запрещали жениться, краткий брак с Репниной не дал приплода. Значит, случись, что с Шуйским, а время стояло, ой, какое! – всходить новым царем Михаилу Федоровичу Романову. Михаил отставал в развитии, был прост и глуп, подобно Феодор у Иоанновичу. Только России к дуракам во власти не привыкать. Судьба улыбалась Филарету повторить советчика Годунова при сыне Михаиле. Один научал дурака Феодора, он – родную кровь. Последнее благороднее. Без грязи выдачи сестры за идиота. Без шитых белыми нитками ухищрений нарекать младенцев то Феодором, то Феодосией, других смешных. Недостойных государя подлостей.
Со смертью Годунова одной ступенькой к власти для Филарета сделалось меньше. Устранение Бориса подрывало позиции его креатуры – патриарха Иова. Неудачи войны с Димитрием складывали в умах верующих, а таковыми были все в России, убеждение, что претендента ведет Господь или наоборот. Без сомнения, силы мистические. Им мирянам не противостоять. Победив, Димитрий неизбежно захочет послушного патриарха, не Иова. Фигура Димитрия, при достоинствах, сомнительна. Не всякий иерей возьмется смело поддержать его. Чересчур риск велик: халиф может оказаться на час. И тогда вакансия патриарха откроется для отчаянных, для умеющих Годуновщину ненавидеть, для на себе испытавших коварную уветливость его всепрощающих ежовых рукавиц. Уверенный в своих силах, Сийский архимандрит торжествовал. Первым его шагом было собрать и оповестить монастырскую братию не молиться особой застольной молитвой за Годунова, как тот наказывал, рассчитывая внушить покорность своему неприродному царствию. Что же касается мутной души Борьки, то монастырская обедня была архимандритом с праздничной пышностью отпета.
Справедливость божественной предназначенности прорвалась, обретала силу. Царем на Руси быть чудесно бед избавленному Димитрию Иоанновичу. В запасе – Василий Иванович Шуйский, коренной среди Рюриковичей. После него – Михаил, сын старшего из Романовых, родственников Анастасии, первой жены Иоанна Великого, или Грозного. Но поверх этих трех карт собиралась лечь, побивая конкурентов, четвертая. Польский король Сигизмунд, получая донесения, часто бравурно преувеличенные от Мнишеков, Вишневецких и других, заинтересованных в государственной помощи рискованному предприятию, будто бы русский народ встречает претендента скорее покорным равнодушием, чем восторгом, вдруг задумался, а не дать ли этим слизнякам в короли, или как там? – цари, сына Владислава. А может самому пол единой короной соединить вечно враждебные восточнославянские государства? Самым скромным, но твердой мечтой короля выходило отобрать у Юрия Мнишека Новгород – Северский и Смоленск с областью. Сие земли великий Литовский князь Ольгерд отторг у Орды. Чьи они были раньше, помнить не будем. Речь Посполитая как уния Польши и Литвы претендовала на них. Дар Димитрия Мнишеку король рассматривал не отторжением московского, но возвращением своего. Продувной тесть у счастливого зятя другие, уже без польских претензий города выпросит.
Но уже и Марине завидовал король. Как бы знать, что у Димитрия над варварами получится! Сигизмунд распорядился немедленно с верным поляком отправить претенденту портрет своей родной сестры.
3
С обыкновенной достойной царя пышностью Бориса Годунова похоронили в Архангельском соборе Кремля среди Рюриковичей. Он первый был не их семени. Первый – подлежащий суровой критике делегатами, но избранный. Иов затянул службу, продлевая прощание с миропомазанником, сделавшим его долю, прежде, навеки вписавшим в российские анналы первым патриархом.
Тремя днями позже Иов, насупленный и отважный, в расчесанной седой бороде, обрамленной крылами белой митры, стоял в Успенском соборе. Усохшей дланью с вылезшим плетением вен и жил патриарх держал тяжелый серебряный крест. Длинная шепчущаяся слухами о Димитрии очередь вылезла далеко за возвышенно - печально трезвонящий храм. Высшие чиновники, воеводы, приказчики, столичный синклит подходили к Иову, целовали крест, руку и край облачения, беря двойной обет не изменять наследнику - царю Феодору Борисовичу и вдовствующей царице Марии Григорьевне.