–  Неважно, почему весь народ вышел приветствовать тебя и воздал тебе честь, важно то, что это совершилось, - сказал Факраш угрюмо.
– Ибо вести о твоей славе дошли бы до Бидип-эль-Джемаль.

–  Вот тут-то вы и ошибаетесь, - ответил Гораций.
– Если бы вы так дьявольски не торопились и навели некоторые справки, то увидали бы, что напрасно хлопочете.

–  Что означают твои слова?

–  Вы узнали бы тогда, что принцесса избегла соблазна выходить замуж за незнатного, так как уже вступила в брак тридцать столетий тому назад. Она вышла за смертного, за некоего Сейфа-эль-Мулука, царского сына, и оба они давно уже умерли - вот и другое препятствие к осуществлению ваших планов.

–  Это ложь!
– объявил Факраш.

–  Если вы доставите меня домой, на Викентьеву площадь, я буду счастлив представить вам доказательства в хронике вашего народа, - сказал Гораций, - и вам, должно быть, приятно услышать, что ваш старинный враг г. Джарджарис погиб насильственной смертью, после очень рыцарственного поединка с царской дочерью, которая, несмотря на свои глубокие познания в черной магии, к несчастью, сама кончила жизнь, бедняжка, в последней схватке.

–  Я тебя предназначал для его уничтожения!
– сказал Факраш.

–  Я знаю. Это было весьма предупредительно с вашей стороны. Но сомневаюсь, сумел ли бы я выполнить задачу с таким успехом. И потом, это, наверное, стоило бы мне по крайней мере одного глаза. Нет, уж лучше так, как оно есть.

–  Как давно обладаешь ты этими сведениями?

–  Только со вчерашнего дня.

–  Со вчерашнего дня? И ты до сего часа не раскрыл передо мной свитка своих знаний?

–  У меня было столько хлопот все утро, вы понимаете, - объяснил Гораций.
– Я не успел.

–  О, я - негодный бородатый дурень!
– воскликнул джинн.
– Я осмелился привести этого незаконнорожденного песьего сына перед августейшее лицо самого великого Лорд-мэра, над коим да будет мир!

–  Я протестую против того, чтобы меня называли незаконнорожденным песьим сыном, - ответил Гораций, - но в остальном я с вами совершенно согласен. Боюсь, что Лорд-мэр сейчас очень далек от мира.
– Он указал на крутую крышу ратуши с ее слуховыми окнами, резными башенками и легким бельведером, сквозь которой он так недавно учинил постыдное бегство.
– Там, и низу, господин Факраш, идет сейчас дьявольская кутерьма, можете быть уверены! Теперь там сидят при закрытых дверях вплоть до принятия какого-нибудь решения, что потребует немало времени. И все по вашей милости!

–  Это твоя работа! Как дерзнул ты… открыть Лорду-мэру, что он был обманут?

–  А что? Я думал, что ему это надо знать. Ведь я был обязан, особенно посли присяги, предупреждать его обо всяких кознях. Наконец у меня не было исхода. Все это он поймет и во всяком случае обвинит не меня.

–  Счастье, что я унес тебя, прежде чем уста твои успели произнести мое имя!
– заметил джинн.

–  Все равно вы уже выдали себя. Все видели вас, это несомненно. Вы не так уж быстро летели. Они узнают вас. Раз вы из-под носа у Лорда-мэра выхватываете человека и, взвившись с ним, точно ракета, прошибаете крышу, то не можете рассчитывать, что вас никто не заметит. К тому же ведь вы единственный в городе джинн, гуляющий на свободе.

Факраш заерзал на карнизе.

–  Я ничем не высказал непочтения к Лорду-мэру, - сказал он, - и посему у него нет справедливой причины, чтобы на меня прогневаться.

Гораций заметил, что джинну не совсем по себе, и воспользовался своим преимуществом:

–  Мой драгоценный старый друг! Вы, по-видимому, еще не вполне сознаете, какой ужасный поступок вы совершили. Ради каких-то своих ошибочных целей вы поставили в безнадежно дурацкое положение правителя величайшего в мире города и состоящий при нем совет. Они никогда этого не забудут. Взгляните-ка вот на народ, ожидающий внизу! Взгляните на флаги! Вспомните о вашем великолепном выезде, что стоит у ратуши. Подумайте обо всех, собравшихся в этом здании; самые аристократические, знатные и выдающиеся люди со всей страны съехались сюда, - продолжал Гораций, не стесняясь преувеличения, - и для чего же? Чтобы их одурачил какой-то джинн из медной бутыли!

–  Ради собственного блага, они умолчат о происшедшем, - сказал Факраш с проблеском необычной сообразительности.

–  Вероятно, они замяли бы все дело, если бы могли - согласился Гораций.
– Но ради Бога, как им это сделать? Что они могут сказать? Какие дать объяснения? К тому же ведь существует пресса; вы не знаете, что значит пресса! Но уверяю вас, ее власть беспредельна - прямо-таки невозможно скрыть от нее что-либо в наши дни. У нее повсюду глаза, уши и тысячи языков. Не пройдет и пяти минут после открытия этих дверей (а их отпереть придется очень скоро), как репортеры передадут, каждый - своему изданию, специальные корреспонденции о вас и ваших последних чудачествах. Через полчаса во всех частях Лондона появятся бюллетени с огромными надписями: «Необыкновенное происшествие в ратуше», «Неожиданное окончание гражданского торжества», «Потрясающее появление восточного гения в столице», «Похищение гостя у Лорда-мэра», «Сенсационное известие», «Все подробности». И тотчас история разлетится по всему свету. «Умолчать»! Как же! Неужели вы можете думать, что Лорд-мэр или кто либо из сколько-нибудь замешанных в историю сумеют забыть или что им дадут забыть об этом позорном происшествии? Если да, то боюсь, вы жестоко ошибаетесь.

–  Поистине ужасно навлечь на себя гнев Лорда-мэра, - произнес джинн дрогнувшим голосом.

–  Ужасно!
– повторил Гораций.
– Но, как видно, вы этого добились.

–  У него на шее драгоценный талисман, который дает ему власть над темными силами, не так ли?

–  Вам лучше знать, - ответил Гораций.

–  Блеск его талисмана и величавость его осанки внушили мне страх предстать перед ним. Я боялся, как бы он не признал меня и не призвал к повиновению. Ибо поистине его могущество превосходит мощь Сулеймана и рука его сильнее тяготеет на тех из джиннов, кто подпал под его власть.