– Я во французской школе три класса закончил, - смущенно произнес он.

– Ничего, я объясню. На Западе писали на товарах «best before» и указывали срок. «Best» - это превосходная степень. Значит, наиболее приемлемый срок употребления продукта, при котором он сохраняет все свои качества. Суть одна, а подход разный.

– Усек.

– Вот и славно. Так что мою семгу вы вполне могли бы есть и, скажем, день пять - семь после указанного срока годности и ничего бы с вами не случилось, - заверил я мальчишку.

– В-возможно, - вынужден был согласиться мой юный оппонент.

– Но реализовывать подобный товар запрещено, - продолжал я.
– Мы, конечно, могли бы сменить ценники, указав другой срок. Но наша реализационная структура на это не идет, в отличие от других фирм, которые, кстати сказать, запросто переходят ту «нейтральную полосу», которая отделяет срок окончания годности продукта от срока, в который он приходит в полную негодность. Бог им судья заодно с соответствующими инспекциями.

Шурик украдкой посмотрел на часы и от меня не укрылось направление его взгляда.

– Так вот, если говорить коротко, то мы могли бы продавать эту самую семгу до этого самого срока по той же самой цене. Но мы ее снижаем, и снижаем значительно. Покупатели, кстати, очень правильно реагируют. Бывают, конечно, исключения, вроде вас... А в день окончания срока рыба передается в кошачий питомник. Кстати, я вовсе не уверен, что вся рыба достается только кошкам, а не перепадает и обслуживающему питомник многочисленному персоналу. Ну что, я вас убедил или нет?

– Убедили, - быстро кивнул парень.
– Признаю, что в тот раз я был неправ. Как только выйду отсюда, пойду за семгой.

– Очень мудрое решение, - согласился я.
– Так давайте же ускорим этот момент.

Я встал со стула и прошелся по комнате, мерно чеканя свой шаг.

– Вы напрасно все время поглядываете на часы, - наконец остановился я.
– Срок вашей смены... Кстати, через какой промежуток времени меняется наружное наблюдение? Минут тридцать - сорок? Так вот, этот срок давно прошел и ваше начальство уже серьезно обеспокоено вашим - и моим - исчезновением.

– Сорок пять, - уточнил мое предположение сразу поскучневший Шурик.
– А откуда вам стало известно про эту фишку?

Я игнорировал этот вопрос.

– От кого вы получили задание и как оно было сформулировано?

– Нам запрещено об этом говорить, - твердо ответил Шурик.

– Разумеется, - согласился я.
– Но случай, согласитесь, особенный.

– Мне башку оторвут, работы лишат, - торопливо заговорил Шурик.

– Это разные вещи, - перебил я его, - и ты не можешь этого не понимать. Без работы лучше, чем без башки. Это в американских фильмах дядя в тройке пулю себе в висок пускает, когда его вышвыривают с работы. У нас все обстоит гораздо оптимистичнее.

– Да вы себе просто не представляете, что с нами могут сделать!
– вскочил парень.

– Сядь!
– прикрикнул я.
– Не надо нервов. Нервы - это время, а у вас оно уже закончилось. Поэтому давай говорить по-деловому.

Я подсел к нему рядом и, достав ручку с бумагой стал говорить очень убедительно, для наглядности фиксируя основные пункты своего монолога в виде цифр и символических геометрических фигур.

Этот нехитрый прием я использовал уже много лет и неоднократно убеждался, что он увеличивает силу логики на порядок.

– Значит, так, - нарисовал я цифру один.
– Вы получили задание и с ним не справились, грубо говоря, просрали объект.

Ручка изобразила пухленький круг, который тотчас же перечеркнула.

– Вас за это непременно накажут тем или иным образом, - продолжал я.

Перо начертило линию - сначала ломаную, потом извилистую, хвостик которой печально повис, оборвавшись несколькими короткими штрихами.

– Какой для вас видится выход из этой ситуации?
– задал я самому себе вопрос.

При этом я начертал возле цифры два жирный вопросительный знак.

– Санкции на работе неизбежны, это как дважды два, - констатировал я и поставил жирный крест возле цифры один.
– А значит...

Тут я выдержал короткую паузу и посмотрел на своего собеседника.

Шурик при этом, само собой, вынужден был оторваться от наблюдения за листом бумаги и волей-неволей должен был взглянуть мне прямо в глаза.

– А значит, надо как-то исправлять ситуацию, - проговорил я внушительно.