Шрифт:
Да, похоже дела нефтяные в этом городе еще попортят мне кровушки!
Оказывается, через два с небольшим часа после того, как депутат демократической ориентации Вадим Поснов покинул мой офис, две какие-то темные личности подкараулили представителя законодательной власти в его собственном подъезде, причем охранник куда-то отлучился.
Вадим Поснов был довольно крепким парнем, но тут он не смог противостоять неожиданному напору и только считал удары.
В общем, хорошенько отмутузив Поснова, эти парни сломали ему два ребра.
Газеты глухо намекали, что инцидент связан с профессиональной деятельностью депутата: Поснов входил к комитет по приватизации и читатели могли сделать вывод, что Вадим то ли кому-то что-то недодел, то ли, наоборот, взял у кого-то «не по чину».
Подобную шелуху, разумеется, нельзя было принимать всерьез.
Местная дума была для меня прозрачнее родниковой воды и я прекрасно знал, что к Вадиму на сегодняшний день никаких претензий быть не может.
Значит, на Поснова грубо наехали именно из-за визита ко мне.
Что же, выходит, можно считать это предупреждением? Или объявлением войны?
Я отдавал себе отчет, что Вадим - крепкий орешек и что он может извлечь пользу для себя практически из любой ситуации. Так и оказалось.
Когда я заехал к нему в больницу с охапкой роз, апельсинами и пузатой бутылочкой джина, Поснов давал интервью прямо в палате.
Подмигнув мне с постели, Вадим продолжал распространяться о своих заслугах перед российской демократией, туманно намекая на темные силы, которые стремятся затормозить необратимый ход реформ.
– Есть определенные круги, которые хотели бы повернуть ход времени вспять, - распинался он.
– Они уже не раз предпринимали подобные попытки. Консервативные силы готовятся взять реванш...
Эту словесную жвачку господа политики усвоили еще с перестроечных времен и, как ни странно, она еще оказывала какое-то действие.
Пяти минут беседы с Посновым посте того, как он отстрелялся с патлатыми газетчиками, оказалось вполне достаточным, чтобы я еще раз получил заверения в возможной поддержке с его стороны.
С разумной оговоркой, само собой, что план, который я предложу, должен быть реальным и сработать на все сто процентов.
Тогда получается, что все довольны - и демократ Вадим оказывается на своем либеральном коне, и треклятый конкурс по нефтяным скважинам проводится, несмотря ни на что. И я его выигрываю.
Поснов поведал мне, что сегодня должны быть объявлены два претенденты на заключительный тур - «Ледокол» и «Черное золото».
Последняя фирма была настолько крошечной, что ей бы с лихвой хватило двух бензоколонок, да и то бы пришлось влезать в долги.
Правительство явно играло на публику - смотрите, мы честно ведем к тому, что лицензию на разработку должен получить «Ледокол».
Но вот, что получается, сограждане: Дума решила по иному.
А против решения народных избранников, сокрушится администрация, не попрешь.
В данном, конкретном случае, разумеется. Во всех остальных конкретных случаях мнение законодательной власти не очень-то учитывалось.
Трактовка событий, которые состоятся в ближайшее время, если я, конечно, не сорву планы чиновников, будет примерно такой: плохие дяди-коммунисты сорвали хорошее дело, ясно тебе, народ?
Так что голосуйте за проправительственный блок на следующих выборах, а то, что мы сами приберем к рукам эти скважины тебе, народ, знать не надо. А в крайнем случае, мы объясним как-нибудь...
Мой красный «феррари» с визгом затормозил возле сгнившего в незапамятные времена остова грузовой машины, едва не раздавив голубя, хлебавшего из лужицы с нефтяными разводами остатки какой-то влаги.
Я вылез из машины, захлопнул дверцу и осмотрелся по сторонам.
Впереди, ускользая за линию горизонта, змеилась узкая траншея.
Наверняка здесь должны были закладываться какие-то трубы, но что-то не сладилсь и население теперь использовало это канаву как помойку. И, судя по количеству мусора, уже не первый год.
Позади меня возвышались унылые аварийные многоэтажки нового микрорайона, а справа и слева пространство на весь окоем было усеяно двухэтажными бараками, сооруженными, как явствовали полустертые цифры на фасаде одного из домов в год смерти Сталина.
В одном из таких, не ласкающих взгляд строений и жил Соломатин.