Шрифт:
«Хорошо, она немного напористая» говорит Элайджа спокойно. «Не психопатка, но странная, да»
«Она ненавидит, когда я сама решаю, что мне делать»
Мама одевает дружественное лицо, хорошее для рукопожатия после обедней службы в церкви, и случайной встречи с бывшими пациентами в продуктовом магазине. Она не представляет меня.
«Ты похожа на нее» говорит Элайджа «Только цвет волос разный»
«Это не комплимент»
«Она что, так сильно давит на тебя?» - спрашивает он.
«О да, в этом она – талант»
«И ты решила просто сбежать, да?»
«У тебя это сработало»
Он складывает руки на груди. «Нет, на самом деле»
Я действительно должна вернуть ему жакет, но я замерзла и заледенела настолько, что если она скажет что-то ужасное – я сломаюсь и разобьюсь на мелкие части.
Элайджа щелкает суставами пальцев. «Может, твоя мать ведет себя, как идиотка, но она старается для тебя. Ты должна уважать это»
«Это не старания, это попытки меня удушить»
Распорядитель похорон складывает фальшивую траву под палаткой. Человек в красном пиджаке ведет к могиле крошечный экскаватор. Ветер сдувает шляпу его помощника, и он бежит за ней, пытаясь ее подхватить.
Когда парочка уходит, мама снова поворачивается ко мне «Мне нужно в клинику, осмотреть пациента. Когда я вернусь, ты ведь будешь дома, да?»
Элайджа пинает мой кроссовок со своим ботинком.
«Да», я говорю, не смотря на нее. “Но я должна поговорить с Элайджой»
Она быстро моргает, пытаясь вернуться в норму. Она готовилась к несостоявшемуся поединку и не получила его.
«Хорошо, тогда…» говорит она, сомневаясь «Встретимся там. Осторожнее за рулем»
«Ладно»
Когда она уходит, мужчина отъезжает в сторону, нажимает кнопку и засыпает шкатулку, в которой покоится Кейси, сырой, кладбищенской землей.
033.00
Мы с Элайджей молча возвращаемся в машину.
В конце концов, я спрашиваю, зол ли он на меня.
«Я так не думаю» - отвечает.
«Я могу объяснить» - начинаю я.
Он жестом показывает, чтоб я замолчала.
«Тише. Помолчи немного. Злые родители и мертвые люди – не лучшая комбинация для меня» - говорит он тихо «Помолчи, мне нужно остыть»
«Хорошо»
Мы молчим, выезжая с ворот кладбища. Позже я паркуюсь рядом с мотелем и вручаю ему его жакет.
«Я действительно ценю все то, что ты сделал сегодня»
«Нет проблем. Спасибо, что подвезла» Он берет жакет, выходит из автомобиля, закрывает дверь, и уходит.
Я опускаю стекло. «Подожди. Когда может мы говорить снова?»
«Я не знаю» Он вытаскивает ключи из кармана
«Я забыла спросить отца про свалку автомобилей. Когда я узнаю, я тебе позвоню, да?»
«Спасибо» он открывает дверь, исчезая во тьме своей комнаты.
Я не знаю, из-за чего его настроение так резко изменилось. Возможно, это то, что есть в кладбищенском воздухе, что-то плохое, проникающее внутрь через кожу и заражающее.
и заражает. Возможно, именно поэтому я тоже чувствую себя больной. Волна тошноты накатывает снова, пронзая мой живот изнутри: грустноплохозлобно и запутанно.
Я сопротивляюсь картинкам, снова появляющимся в голове: розы, чьи лепестки дрожат на ветру, прикрепленные к ее гробу, слезы, падающие на него, облака горя, мчащегося к нам штормом. Я задыхаюсь и кашляю. Если бы я съела что-нибудь сегодня, меня бы стошнило.
Красный световой индикатор появляется рядом с моим спидометром.
Я роюсь в кошельке, ища телефон, я должна позвонить папе, и спросить его о том, что нужно делать, если двигатель собирается взорваться, но у меня больше нет телефона. Я включаю самую высокую температуру в климат контроле, и прижимаюсь носом к панели приборов. Воздух пахнет как Кейси, и я начинаю задыхаться. Опять.
Я голодна, я должна поесть. Я не хочу есть.
Я должна поесть.