Хватка ослабла, и она закашлялась, отплёвываясь от попавшей в рот крови.

– Мне повторить?

Подрагивая, Надя сама приблизилась к паху мужчины и осторожно провела пальцами по

возбуждённому члену. Она не знала, как это делается, это было впервые, Андрей никогда не просил

её о подобном, но сейчас ей приказывали, и неподчинение вызвало бы ещё большую грубость.

Справившись с подступившей тошнотой, девушка приоткрыла рот, пытаясь вобрать в себя половой

орган и не думать о том, что совсем недавно он был в ней.

– Глубже! – на затылок снова надавила тяжёлая рука.
– Шире рот открой! Кому сказал? – зарычав, Шевельков толкнулся бёдрами вперёд, вгоняя член в не привыкшую к такому глотку жертвы.

Беликова думала, что задохнётся, её затошнило с большей силой, глаза защипало, а горло запершило

так, что не было сил терпеть.

Она замычала, вызвав вибрацию и сильнее раззадоривая парня.

– Так лучше, - прохрипев, он стал двигаться, откровенно трахая Надю в рот. Но и этого насильнику

показалось мало, и он пальцами растянул её губы в уголках, причиняя ей ещё больше боли.

Теперь он наслаждался, засаживая девушке, наблюдая за снующим туда-сюда членом с похабной

улыбкой и всё сильнее растягивая кожу, будто желая разодрать её рот.

Она попыталась оттолкнуть его, но парень одной рукой в очередной раз вцепился в её волосы на

затылке, дёргая, остервенело, зло, болезненно, вдавливая повреждённым носом в жёсткую поросль в

паху.

Двинувшись ещё несколько раз, он замер, и Беликова ощутила пульсацию в глотке, а потом в неё

хлынуло что-то, заполняя и вызывая приступы рвоты.

Надю скрутило и, оказавшись свободной, она долго содрогалась в конвульсиях, пока из неё

выходило содержимое желудка вместе с вязкой спермой прямо на кучу тряпья.

Обессилено рухнув в собственную рвоту, она заскулила, закрывая ладонями лицо и размазывая

запёкшуюся кровь, перемешанную со слезами и мерзкой склизкой жижей, оставшейся на распухших

саднящих губах.

– В следующий раз не сопротивляйся, – Шевельков прохрипел, поднимаясь на ноги и отворачиваясь

от измученной жертвы.
– Я принесу воды.

– Ненавижу, - единственное, что он услышал в ответ, сорванное, тихое, сиплое и едва различимое.

– Ты моя, – собрав разбросанную одежду, Юрий поднялся по скрипучей лестнице и выбрался из

подвала, громко хлопнув крышкой люка.

Надя выла от боли и унижения, сворачиваясь в комок и дрожа каждой клеткой ноющего тела. Она

будто смотрела на себя со стороны, такую жалкую, сломленную и разбитую. Хотелось лишь одного –

умереть.

Почему это произошло именно с ней? Почему именно этот человек? Слишком много разных

«почему» терзали её дрогнувший разум.

Два дня он не трогал её, лишь молча приносил еду и чистую воду.

Беликова с ужасом смотрела на синяки и ссадины на своём теле и с трудом открывала рот, треснувший в уголках после истязательств, которые всё ещё преследовали её в мыслях и напоминали

о себе болью и постоянной тошнотой.

Организм отказывался принимать пищу совсем или тут же отторгал её, стоило хоть одному куску

попасть в желудок.

Она больше не тешила себя иллюзиями, поняв, что попала в руки к настоящему психу, так не

похожему на её друга детства. Всё изменилось. Люди были правы, когда говорили, что Шевельков

ненормальный, и теперь она отчётливо поняла это, прочувствовав на самой себе.

Она стала его болезнью, одержимостью, навязчивой идеей, и он получил желаемое, бесконтрольно

захватив её в свою собственность и пользуясь как игрушкой. Его нельзя было назвать взрослым

ребёнком, нет, он выглядел и говорил порой, как совершенно здоровый человек своих лет, но

отрицать его безумие было бессмысленно, и его безумием была Надя.

Она сработала выключателем в его воспалённом больном сознании, шатком и расстроенном. То, чего он так долго ждал, внезапно возникло перед ним, маня и притягивая, не давая возможности

отказаться.

Он выстроил в своей голове выдуманную историю их отношений, создал иллюзию, которой жил все

эти годы, а когда иллюзия захотела растаять, просто сорвался, разодрав цепи собственного разума.