— Закуривай, если хочешь, — предложил Николаю.

Локтев взял папироску, закурил.

Остался позади Устьтамак. Ловко на малой скорости проскользнули КП. Помолчали.

Молчание быстро надоело компанейскому шоферу. Смачно выплюнул за приоткрытое стекло изжеванную папироску, спросил:

— По делу в область-то или так просто, за покупками?

— Какие покупки, — тихо протянул Николай. — По делу.

— Толкач, что ли? Едешь материалы выбивать или что?

— Да нет, по другим делам, — ответил Николай и опять замолк.

Шофер дотошный попался. Он рассказывал о себе запросто, обнажая всю подноготную. Говорил охотно, вдруг прерывался и сам начинал допытываться, лезть с неуместными вопросами. Проехали не так много, а Николай уже знал, что работает парень в автоколонне второй год, был женат, да характером с женой не сошлись, так что холостой сейчас. Полтора года на отсидке был за мелкое хулиганство.

— Не сам я виноват, — объяснял Николаю разговорчивый шофер. — Шел как-то, гляжу — драка, и я дурак, ввязался. Пьяного меня со всей гурьбой и забрали. Всем ничего, те отгородились, а мне срок врезали, так как выпимши был... Невезучий, значит. Так и отбухал полтора годика. — Хитро ухмыльнулся и добавил: — По правде сказать, не сидел я, так и работал шофером, как на воле. А оно все же в паспорте отметка, клеймо. Ничего, зато мир повидал, жить научился. Сейчас притих, на цыпочках хожу. А ты посмотри заработки мои, скажу — ушам своим не поверишь, почище какого министра заколачиваю. Кроме оклада да премиальных всяких, уральские еще идут да тринадцатая зарплата... Всегда и левый приработок есть. С машиной без денег не будешь сидеть, жить во как можно! — шофер, видимо, закончил исповедальную речь, опять к Николаю: — А все же, зачем в область-то едешь?

— По делу, говорю, — неопределенно ответил Локтев.

— Дел у всех по горло, не подумай плохого, я так просто спрашиваю, без любопытства. Не хошь — не говори...

— Похлопотать за товарища еду, — умышленно схитрил Николай.

— За товарища надо, конечно. Я сам такой. Себе завсегда урежу, а для товарища последнюю рубаху сниму.

— С себя или с него? — засмеялся Николай. Тот не понял шутки, не ответив, снова спросил:

— Товарищу что, срок влепили?

— Тебе, приятель, как погляжу, все сроки мнятся... Нет, в партию его не приняли. Вот и еду похлопотать за друга.

Шофер оживился. Добавил скорости, рассудительно — спросил, повернув голову и резко выказывая треугольный кадык:

— Из-за этого едешь?!

— Ну да...

— Делов-то! — наивно удивился, парень. — В партию дружка не приняли, а он и лоб готов расшибить! Хреновина все это... Я вот, к примеру, не член партии, а живу хуже, что ли? По правде сказать, сейчас беспартийному куда легче... А если вступишь, там, считай — кранты: не пей, не гуляй, не балуйся... Прям, как в анекдоте! По одним собраниям затаскают. Я вот по себе сужу, три года, школьником еще, в комсомоле состоял, а толку что? Взносы только платил и все! Нет, меня в партию арканом не затащишь...

— Тебе сколько лет? — грубо спросил Николай.

— Двадцать восемь...

— Большой уже, а дурак!..

Шофер расхохотался, не обратив никакого внимания на злую реплику Николая.

— У меня вот, слышь, тесть по первой жене партиец был, завскладом на базе работал. Оклад — сто пятьдесят колов, ни больше, ни меньше, ни премиальных, ни уральских. А, понимаешь ли, дачка у него в коллективном саду — во! На все сто процентов. «Москвич» был, загнал по сходной цене и «Волжанку» отколол... Сгорел бедняга. Все отобрали, вдобавок из партии под задницу коленкой выперли почем зря. Сам виноват, — рассуждал шофер. — Предупреждали его: потише, мол,, на поворотах, не хватай сразу, помаленьку надо. Посадить его не посадили, потому как с ним еще кое-кто повыше замешаны были... Но потаскали изрядно...

— А надо бы, — колко заметил Николай.

— Чего надо? — недопонял сосед.

— Посадить надо было...

— Разве их, жуликов, всех пересажаешь? Толку-то, кругом воруют, вот и он воровал...

Николай больше думал о своем, не особо обращая внимания на бойкую болтовню шофера. И вдруг, пристальнее вглядевшись в его сухопарую фигуру, худую, длинную, прорезалось в памяти: «Да ведь это, никак, недавний ресторанный знакомец, что в петушиной рубашке был?. Он. Длинное худое лицо, узкий подбородок, над которым горбился тонкий, массивный нос в свекольных прожилках. Бутылками из-под пива забавлялся, переставляя их на стол молоденьким девчатам. Это точно он... Николай громко расхохотался.

— Ты чего ржешь, как жеребец? Думаешь, не прав я? — тоже засмеялся шофер.

— Да нет, я о другом вовсе. Вспомнил кое-чего, — и круто поворачиваясь к нему, спросил:

— А тебя разве на днях не отправили в вытрезвитель?

— Откуда знаешь? — удивился парень.

— Да знаю вот, у меня агентура работает...

— Выпустили, уломал еле-еле...

— Напрасно!

— Чего напрасно? — опять не понял и переспросил худосочный шофер.

— Напрасно, говорю, не упекли тебя, — положив руку на черный круг руля, зло крикнул: — Останови машину!

— Зачем? — испуганно поглядел на Николая. — До города далеко еще...

— Останови, говорю! — еще злее прикрикнул Локтев.

Шофер посмотрел на него, узнать — не узнал, но замешкался. Машину остановил.

— Вот псих-то! — обиженно прошепелявил.

— Ну и гад же ты! Дерьмо на дороге! — он со злостью хлопнул дверцей, спрыгивая на обочину дороги. Злость до того обуяла его, что он, не сдержавшись, с силой носком ботинка поддел лежащий камешек и тот, со свистом отлетев, гулко ударился о кузов машины.