Шрифт:
— За раскрываемость, — благодарно улыбнулся ей Барков. — За друзей новых и старых.
После обеда сыграли в футбол: Герман с Ниной против Олега и Гали. Тамулис очень серьезно, с соблюдением всех тонкостей игры судил этот матч, бегая по поляне с милицейским свистком. Потом Герман учил Галю управляться с лодочным мотором, Рогов занялся спиннингом.
На закате они снова сидели на берегу. По реке все чаще и чаще шли самоходки.
— «Сенатор», — прочла Нина на крышке пивной бутылки.
— Если бы на месте преступления осталась такая крышка, — сказал Тамулис, — я бы первым дело проверил поступление пива на транзитные пароходы.
— Наше умение раскрывать преступления уже и известно многим, — вздохнул Барков.
— Мы! Мы даже не проверили, есть ли такая кличка — Черень! — возмутился Тамулис. — А я ездил к пенсионеру, к Шишакову, и он помнит, что слышал эту кличку.
— Лейтенант Тамулис, — прервала их Нина, как лицо начальствующего состава милиции, старший по званию, приказываю вам замолчать и больше не касаться вопросов службы: нас здесь могут подслушать!
Тамулис огляделся:
— По-моему, я ничего такого не сказал…
Иногда он совсем не понимал шуток, и еще Андрей Мартынов как-то заметил, что Алик не улавливает разницу между анекдотом и загадкой.
— Старший лейтенант Барков! Ваша очередь. Говорите о природе.
— Слушаюсь, товарищ начальник! — Барков вскочил. — Природа делится на живую, неживую, сушу, воду, еду и растения. Еда делится на…
— Все, товарищ старший лейтенант, переходите ко второму вопросу — о любви.
— Любовь делится на…
— Все ясно, товарищ старший лейтенант, чувствуется метод и система. Вы свободны в выборе других тем.
— Темы делятся…
— Ты все это тогда еще, на гауптвахте, усвоил? — с завистью спросил Рогов.
— Нет, Олег, я прочел это в книге К. Керама «Боги, гробницы, ученые». Ты не дарил жене эту книгу? На День артиллерии?
— Отчего бы, Барков, вам не написать обо всем этом, — пропустив мимо ушей ехидный намек, сказал Рогов, — и не послать в журнал, хотя бы в «Советскую милицию»? Гонорар бы получили, признание.
— Не пойдет, — вздохнул Барков, — могут переслать Веретенникову с просьбой разъяснить автору все на месте: что и как. И подпись будет на сопроводительном отношении: начальник литературной части капитан милиции имярек.
На проходившем пароходе включили радиолу. Над рекой загремел фокстрот. Галя почувствовала, как что-то мягкое и теплое коснулось ее колена. Она повернула голову: свирепый Каро, положив морду ей на ногу, следил глазами за пароходом.
— Гляди, — Олег толкнул Нину локтем, — признал Каро. Это что-нибудь да значит…
Нина провела рукой по голове мужа, тихо шепнула:
— Спасибо тебе.
— За что?
— За отлично проведенный день. Я уже давно так хорошо, беззаботно не отдыхала. Да и мальчишки тоже.
— Может, и была такая кличка Черень, — ни к кому не обращаясь, словно продолжая начатый разговор, сказал в это время Барков, — да только Андрей сказал «черт» или «чернь»…
Они вернулись в город в понедельник поздно ночью.
Автобусы уже не ходили, и, пока мужчины убирали мотор и снасти, «женский персонал» дремал на скамье у дебаркадера.
— Вперед, друзья, — сказал, наконец, Рогов, — я знаю: за эти два дня Ратанов обязательно придумал для вас что-то интересное.
— Люблю Ратанова, — вставая со скамьи, призналась Нина, — легко с ним работать!
А у Гали неожиданно испортилось настроение: поездка кончилась, а с ней и два дня не омраченного ничем счастья. «Зачем я ему нужна? — думала она теперь, закрывая глаза. — Зачем я с ним езжу? Может, у меня нет ни капли девичьего самолюбия? Писали ведь в «Комсомолке»…»
Потом они шли по пустынным улицам.
У почтамта мимо них на большой скорости промелькнул «Москвич», а вслед за ним, отставая на какие-нибудь метры, стремительно пронесся милицейский «газик». Они не заметили, кто сидел в «газике», так как еще через мгновение впереди были видны только летящие огоньки стоп-сигналов.
На секунду все остановилось: скорость машин была пугающей.
— В ГАИ всегда так носятся, — успокоил Тамулис, — другой скорости там не признают.
Они прошли мимо дома, в котором жил Ратанов.
— Не спит, — сказал Тамулис, глядя на освещенное окно. — Может, случилось что-нибудь?