Между тем гитлеровские войска заняли территорию Сталинградского тракторного завода, вышли к Волге. Вражеские бомбардировщики практически без перерыва в течение всего светового дня накатывали на город, на позиции наших войск. Летчики 4-го авиаполка испытывали тяжкую горечь бессилия: полк настолько поредел, что полковник Морозов мог только изредка высылать на разведку один-два самолета. А в конце октября командир 4-го истребительного авиаполка получил распоряжение выделить несколько лучших летчиков для формирования особой авиационной части.

Необходимость поиска каких-то мер для борьбы с вражеской авиацией диктовалась обстановкой, которую лаконично и ясно охарактеризовал в своих воспоминаниях Маршал Советского Союза А. М. Василевский, в тот период - начальник Генерального штаба Вооруженных Сил Советского Союза:

«Враг нес потери, его резервы ограниченны, что сужало его оборонительные возможности. Напрашивалось решение: организовать контрнаступление, которое привело бы к крушению южного крыла вражеского фронта. Так было в общих чертах решено между мною, Жуковым и Сталиным. Суть стратегического замысла: из района Серафимовича и из дефиле озер Цаца и Барманцак в общем направлении на Калач нанести мощные концентрические удары по флангам вражеской группировки, а затем окружить и уничтожить 6-ю и 4-ю танковую немецкие армии.

Сталин ввел режим строжайшей секретности. Даже для членов ГКО.

Операция получила наименование «Уран».

Шло накопление сил».

Именно этим стратегическим замыслом были предопределены действия многих военачальников, командовавших войсками на подступах к Сталинграду. С ним были связаны и события, в которые вовлекались десятки, сотни тысяч воинов всех родов войск. И естественно, что на том, огневом, трагическом, этапе далеко не всегда можно было сразу осознать, понять действия вышестоящих начальников. Нередко воин, рвавшийся в бой, с недоумением подчинялся приказу, который повелевал ему совершенно другие действия…

Об этом размышлял Амет-хан Султан, когда однажды, во время довольно продолжительного пути из аэропорта Домодедово, рассказал мне о своем перелете на По-2, причем в качестве пассажира, из-под истерзанного, дымившего развалинами Сталинграда в пустынную заволжскую степь…

А все объяснялось довольно просто.

Как явствует из воспоминаний наших военачальников и документов, в тот период, в конце октября 41-го, советское командование в глубокой тайне готовило окружение вражеской группировки на этом фронте. И в этих новых условиях перед нашей авиацией встали новые задачи - очистить небо над городом от гитлеровских самолетов, чтобы не позволить вражеской авиации проникнуть на территорию, где накапливались новые воинские части и техника для предстоящего наступления.

Опыт группы специального назначения, которую не так давно возглавлял Борис Еремин, показал 8-й воздушной армии эффективность концентрированного использования летчиков-истребителей. Поэтому командующий армией Т. Т. Хрюкин для выполнения нового задания решил создать особый авиационный полк из асов-истребителей. Базой нового подразделения был выбран 9-й гвардейский истребительный полк, которым командовал Герой Советского Союза Л. Л. Шестаков. Аэродром этого полка и находился тогда в заволжской степи.

По приказу генерала Хрюкина в полк Шестакова из других истребительных авиачастей 8-й воздушной армии направляли наиболее опытных летчиков, имевших на личном счету несколько сбитых фашистских самолетов. Окончательно каждую кандидатуру в асовский полк, как стали называть 9-й гвардейский, утверждал сам Тимофей Тимофеевич, вызывая всех прибывавших летчиков на беседу.

Из 4- го истребительного полка вызов к генералу получили трое: Амет-хан Султан, В. Д. Лавриненков и И. Г. Борисов.

–  Уверен, что вы оправдаете выбор командующего армией, - тепло попрощался с летчиками командир полка. Герой Советского Союза А. А. Морозов.
– Желаю новых боевых успехов у Шестакова!

Горькое чувство досады, вызванное разлукой с боевыми товарищами в трудный для немногочисленного полка час, чуть сглаживала предстоящая встреча с генералом Хрюкиным. Амет-хан испытывал к нему чувство глубочайшего уважения не только как к командующему армией, твердую, справедливую и талантливую руку которого чувствовали все - до летчиков и механиков. Он восхищался им как прославленным воздушным бойцом, заслужившим высокое звание Героя Советского Союза высоким мастерством и мужеством. Конечно, никак не мог он тогда предположить, в какие тяжкие мгновения его судьбы этот суровый внешне человек, умевший глубоко и спокойно смотреть в глаза собеседника, проявит истинную человечность, протянет руку настоящего фронтового товарища…

А тогда, в тот октябрьский день 42-го года, старший лейтенант Амет-хан Султан ждал беседы с генералом Хрюкиным с понятным волнением. Он был много наслышан о строгости Тимофея Тимофеевича. До этого разговаривать с Хрюкиным Амет-хану не приходилось.

–  Морозов о вас отзывается очень хорошо, - сказал генерал, когда Амет-хан по-уставному доложил командующему о своем прибытии. Хрюкин взял со стола листок бумаги, прочитал вслух.
– «Командир эскадрильи. Воздушный бой ведет смело, напористо…»