Но времена как будто изменились. Борьба истощила и Четверной Союз, и истощила и ослабила Антанту, но последняя, взамен России, получила свежую силу в лице Америки, еще не совсем ясную в оперативном достоинстве, но многочисленную и здоровую.

Умелое и неторопливое содействие свежих американских сил сопровождалось тактическим успехом, что так важно для будущего работы этих сил, и впереди, с Божью помощью, могут быть успехи, которые приведут войну к концу. Но путь еще длинен и тернист и то, что совершается ныне, хороший фундамент для будущего.

Если ближайшие действия могут получить свое развитие от Арраса, то это далеко не предопределяет дальнейшее. Как ведется подготовка в тылу, я не знаю, как железнодорожные работы были произведены нами раньше, я не знаю, но по тому что есть, [можно ожидать] больших действий от этого фронта, возможно, с большим удобством, чем с других участков. От подготовки будет зависеть размер успеха, от последнего – дальнейшее. И рассматриваемый, как первый этап, он может получить гораздо большее значение, и в связи с армиями южнее его, может дать крупную победу, которая завершит все усилия, начиная с 18-го июля.

Это может быть не coup de gr^ace [70] , последний проявится там, где мы его не ожидаем, но это может быть событием, которое в корне пошатнет военное положение германской армии. Но это еще не даст мира; но приблизит народы к нему больше, чем все речи государственных людей и разных интернациональных конгрессов, говорящих от имени рабочих. Так мне представляется возможность развития событий, основываясь на их начале и течении в продолжении вот уже более 2-х месяцев, ведомых маршалом Фошем.

Вчера я видел солдата из канадских войск. Это хлопец из Таращи (Киевская губерния), в 1913-м году поехавший в Америку. Грустные данные сообщил он мне. С объявлением войны таких, как он, живших в Канаде, было 14 тысяч записавшихся и зачисленных в канадские войска. Они сражались, он ранен.

Когда, говорит он, случился какой-то Брест-Литовский договор, их всех изъяли из войск и сконцентрировали в лагере, а потом разбросали по мелочам, ибо никому из русских не верили и считали их способными на шпионство и все дурное. С оскорблением говорил он об этом, но о событиях в России имел смутное понятие, хотя читает английские газеты. Очень они, отверженные солдаты, подавлены униженным своим положением и тоскуют о России.

Об украинстве, они, естественно, не имеют представления и считают, что они русские. Выбритый по-английски, он все-таки остался хлопцем-хохлом, и тянет его домой. Деньгами их балуют. На всем готовом они получают 5 1/2 франка в день. И работая чернорабочим на железной дороге в Канаде, он скопил около 4 тысяч франков. Был короткое время в отпуске в Лондоне и там за менее чем 14 дней истратил 700–800 фр.

Бедный хлопец познал прелесть трат, и что он будет делать, когда вернется в столь желанную им Россию. Растратив свои сбережения, он завертится в этом водовороте, и из хорошего человека обратится в дрянь. Меня удивляет, что англичане так поступили с русскими канадцами, даже с теми, которые там родились. И простые французы, говорит он, нехорошо относятся, когда узнают, что русский. И болит его душа, как скорбит она у всех нас.

В течении последних дней из Македонии и Палестины пришли радостные известия. В обоих местах, судя по тому, что доносят французские газеты, у Франше д’Эспере и Алленби {279} не успехи, а крупные победы, у Алленби даже разгром турецкой армии. И сербы с союзниками добираются и добрались до желанной Бабуны, и если также хорошо англичане и греки покончат с левым участком (Дориан) болгаро-турецкого фронта, то и здесь будет разгром. <…>

Последствия победы в Македонии по свойству театра должны быть решительными. И без сильного влияния на общий ход и положение союзников эти два события пройти не могут, и в них по одновременности их исполнения видно одно руководство.

Дай Бог, чтобы я не ошибался, и что не только действия западного фронта, но и повсюду находились в руках маршала Фоша.

Я расширил бы сферу его влияния и на наши дела, но допустят ли это дипломаты и правители, подчинятся ли они этой необходимости? Но если Палестинские и Македонские дела не влияние Фоша, а случайное совпадение, то как ни радостны факты, значение их меня не радует. В вопросах борьбы уступок главным ее началам не может быть: по крайней мере для тех, кто, как Вильсон, заявил борьбу до outrance [71] .

Наша переписка с Ермоловым усиливается. Получил от него от 22-го и послал ему два письма, в которых развиваю ту же мысль, как и раньше, но подробнее. У него рисуется так: при высшем союзническом управлении на Севере должны быть два органа, военный и гражданский комиссары, первый В.И. Гурко, второй великий князь М.А. {280} и Самарин {281} при нем.

Я ему ответил, что народная душа так взбудоражена, что теперь не время преследовать монархические начала. Надо успокоить это настроение и дать массам самим прийти к этому сознанию. Даже называя имя М.А., мы будем способствовать тому, что его убьют, и так со всяким.