Шрифт:
«Нужны подкрепления. В батальоне осталось двадцать человек!..»
«Русские врываются в третью траншею!..»
«Фланг открыт... Подразделения неуправляемы!..» [101]
Эти доклады перехватили, подключившись в радиосеть противника, капитан А. Федин и радист М. Герасимов.
В этой обстановке командующий армией генерал Я. Г. Крейзер приказал генералу К. П. Неверову, командиру находящегося во втором эшелоне 10-го корпуса, немедленно вступить в бой, чтобы максимально развить успех, достигнутый передовыми соединениями.
Почти одновременно была введена в бой и 279-я стрелковая дивизия В. С. Потапенко. Она также находилась во втором эшелоне, но не армии, а 1-го гвардейского корпуса.
Бои разгорелись с новой силой. В этот период особенно отличилась 2-я рота 1001-го полка, которой командовал старший лейтенант Г. И. Бирюков. Одной из первых ворвавшись на окраину Севастополя, она, завязав уличные бои, уничтожила 130 фашистских солдат и офицеров, а 50 взяла в плен. В качестве трофеев ротой было захвачено 6 вражеских пушек, 4 миномета, 8 пулеметов, 2 склада с продовольствием и фуражом, а также склад с боеприпасами.
В конце концов враг не выдержал нашего натиска и начал поспешно отступать в сторону Херсонеса. Побудило его к этому опасение оказаться в окружении. Ведь с выходом войск 1-го гвардейского стрелкового корпуса к бухте Южная, с которым тесно взаимодействовали части 263, 346 и 279-й дивизий, это стало едва ли не реальностью.
Кстати, прорыв 1-го гвардейского корпуса к бухте Южная значительно облегчил действия 2-й гвардейской армии в Бертеневке, северной части Севастополя.
Да, шли кровопролитнейшие бои. А вокруг, несмотря на войну, бушевала крымская весна. Ведь было уже начало мая, период цветения. И мириады опавших белых, розовых и желтых цветочных лепестков ложились на землю, кружились над склонами гор, устилали свежие холмики братских могил. И нес ветерок пьянящий аромат горных трав и прогретой земли.
И бывало, что, готовясь к очередному броску в атаку, потянет носом боец этот аромат, крякнет умиленно и расслабленно, прижмурит глаза. Но тут же замотает головой, отгоняя от себя невоенное наваждение. Рано, рано расслабляться. Воевать еще да воевать! [102]
И рвались войска к морю, гудели дороги, ревели моторы самолетов, оглашались горы и долы раскатистым грохотом пулеметных очередей, уханьем пушек. Такими и остались в моей памяти заключительные дни боев в Крыму: грохот, гул, прогорклый запах пороха и вместе с тем ослепительно яркое солнце, цветение земли, бездонная лазурь неба и моря.
Севастополь был очищен от немецко-фашистских захватчиков 9 мая 1944 года. Но на этом бои за освобождение Крыма не закончились. Остатки 17-й гитлеровской армии сгрудились на его юго-западном мысе — у Херсонеса. Там врагом еще раньше была создана оборонительная линия, которую он называл эвакуационным обводом. Здесь-то противник и попытался задержать продвижение наших частей и соединений.
Одновременно сюда, к Херсонесу, срочно стягивались все его морские транспортные средства, чтобы в последний момент забрать остатки разбитой 17-й армии и переправить их через море. Но суда, стянутые к Херсонесу, так никуда и не ушли. Большинство из них были потоплены кораблями Черноморского флота, действия которых активно поддерживала и морская авиация.
Что же касается остатков 17-й немецко-фашистской армии, то с ними покончили части и соединения Приморской армии, с которой тесно взаимодействовал 10-й стрелковый корпус нашей армии. Таким образом, спустя всего три дня после освобождения Севастополя на Крымском полуострове не осталось ни одного вражеского солдата.
* * *
...Севастополь праздновал свое освобождение. Горожане, как исстари водится на Руси, встречали долгожданных советских воинов хлебом-солью. Не знаю, каких усилий им стоило отыскать эти столь драгоценные по военному времени продукты, но и хлеб и соль все-таки были.
Их несла на чистом рушнике немолодая уже женщина, из-под платка которой выбивались пепельно-седые волосы. Она шла впереди огромной массы людей. И пусть хлеб у нее в руках был далеко не сдобным, а соли и была-то всего одна щепотка. Но, право же, мне не доводилось еще видеть человека более растроганного, чем командир полка подполковник Л. И. Серин. Ведь именно ему выпало принять этот приветственный старорусский дар. [103]
— Спасибо, родные, безграничное спасибо! — произнесла женщина, протягивая хлеб-соль и склоняя голову. Хотела еще что-то сказать, но Серин обнял ее, бережно поцеловал в морщинистую щеку.
— И вам, мамаша, великое спасибо! — с волнением выдавил он из непослушных губ. — Спасибо и вам, люди добрые! И... простите. Простите, что мы раньше не пришли. Знаем ведь, как вам тут пришлось...
Да, в Крыму фашисты похозяйничали основательно. Помнится, пользуясь выпавшим нам как-то свободным временем, мы решили устроить поездку по крымскому побережью. Побывали в Гурзуфе, Ялте, Алупке... И немало наслышались здесь о «делах» гитлеровских оккупантов. Так, все здравницы, в которых перед войной отдыхали советские трудящиеся, были отданы в полное ведение фашистских офицеров, а многие крымские дворцы стали собственностью приближенных фюрера.