Веденяпин подошел к нему.

– Здравствуйте, товарищ.

– Здравия желаю, – милиционер встал.

– Мне необходимо позвонить в Угрозыск на Гнезднековском очень важное дело.

Милиционер оглядел с ног до шапки солидно одетого человека, подумал:

– Звоните, если важное дело.

– А у Вас есть список телефонов?

– Конечно. Кто нужен?

– Инспектор Тыльнер.

– Минутку.

Милиционер достал из ящика стола несколько скрепленных листов с типографским набором.

– Тыльнер, Тыльнер… Вот – 34-32.

Воропаев поднял трубку.

В кабинете Тыльнера одежды поубавилось. Осталось два пальто.

Потерпевший взял одно из них. Надел.

– Видите, товарищ инспектор, сидит, как влитое.

– Тогда распишитесь в протоколе опознания, и понятых прошу оставить свои подписи.

Двое понятых расписались быстро и ушли, а потерпевший никак не хотел уходить:

– Товарищ инспектор, не знаю, как Вас благодарить. Не думал я, что пальтишко-то мое найдется, не думал. Значит, заработала наша милиция…

Зазвонил телефон.

– Тыльнер слушает… Так… Так… Насколько я помню, Алексей Гаврилович… Подождите минутку…

И потерпевшему:

– Извините, служба, я Вас не задерживаю.

Потерпевший вышел из кабинета с явным неудовольствием.

– Я Вас слушаю, Алексей Гаврилович. Понятно… Вы считаете, что это очень важно… Даже так… Где?

– В Нескучно саду… Павильон «Трехгорное пиво». Знаю, конечно. Через час.

Посередине дощатого павильона стояли железная бочка, приспособленная под печку. Топили ее щедро, и бочка раскалилась докрасна.

За окном деревья и девственно белый снег, на котором треугольники птичьих следов.

Веденяпин и Тыльнер устроились в углу у окна.

Ленивый, принявший с утра официант, в грязноватом, некогда белом, фартуке поверх офицерской меховой душегрейки, подошел, небрежно обмахнул стол полотенцем.

– Чего подать?

– А подать нам, братец, две кружки пива…

– Холодного или теплого?

– Теплого, колбасы извозчичьей горячей и горох моченый.

– Все?

– Вы пить будете? – спросил Веденяпин Тыльнера.

– Нет, не могу, дела.

– Тогда, братец, принеси мне мерзавчик, пивка нам по паре кружечек, да извозчичьей колбаски поджарь и гороха моченого.

Официант лениво зашагал к буфету.

Веденяпин открыл портфель и положил на стол пакет, договор, вытащил все исполкомовские документы.

Тыльнер взял, просмотрел:

– Поздравляю, Вы, Алексей Гаврилович, теперь заводчик. Вы для этого меня позвали?

Подошел официант. Грохнул на стол кружки с пивом там, что пена подскочила и выплеснулась на стол.

Шваркнул сковородку с колбасой, поставил перед Веденяпиным граненый стакан с водкой.

– Любезный, поаккуратнее, – сделал замечание Веденяпин.

– Не нравится, в Гранд-Отель идите, – ответил официант, взмахнул полотенцем и отошел.

– Вот хам, – Веденяпин залпом выпил водку, вынул из портфеля план и положил перед Тыльнером. Тот внимательно рассмотрел его и спросил:

– Это что?

– План ювелирного «Пале-Рояль».

– Кузнецкий, семь?

– Именно. Его в новогоднюю ночь брать будут.

– Кто?

– Афоня Нерченский, он же Лапшин, его подельник и я.

– Как?

– А так. Афоня в котельную дома пять своего подельника пристроил, они стену разворотили, а там подвал, а над ним магазин. Ночью, когда все шампань пить будут, Лапши н вскроет пол и поднимется в магазин. За ним я. Мое дело – вскрыть сейфы и уходить, за это мне платят.

– А ведь дело то верное, Алексей Гаврилович? – Тыльнер отхлебнул пиво.

– Верное, но я больше не хочу. Документы видели? – Тыльнер кивнул, допивая кружку.

– Так вот, – продолжал Веденяпин, – хочу спокойно работать, свой кусок хлеба иметь, даже без масла. Я на дело пойду, вскрою и уйду, а вы их вяжите.

– Я могу гарантировать Вам свободу, если Вы напишите заявление на мое имя.

– А иначе нельзя?

– Нет.

Веденяпин вздохнул, достал из портфеля бумагу и карандаш.

– Диктуйте.

Леонидов гладил «парадный» костюм, крахмальная рубашка висела на стуле.

В дверь постучали.