– Хам! – Татьяна вырвалась.

– Пошли, блядь, – краском замахнулся.

Его руку перехватил Блюмкин.

– Держи себя прилично, не позорь ферму.

– Ты кто такой, жиденок?

Блюмкин достал удостоверение.

– Я начальник отдела ИНО ОГПУ… и ты обо мне вспомнишь.

– Попался бы ты мне три месяца назад…

Краском повернулся и пошел в гостиную.

– Яша, – попросила Таня, – проводите меня.

– Я сам хотел предложить Вам уйти.

– Вот и прекрасно, давайте по-английски.

– Чудно, – Блюмкин допил ликер. – Только время еще детское. Может, в «Домино»? У меня мотор внизу.

– Давайте, – махнула рукой Таня.

Внезапно в камере вспыхнул свет.

Двери с грохотом распахнулись.

Вошел чекист.

– Нелюбов, Лавров, Акимов, Сотников.

Из офицерского угла стали двое, из бандитского тоже двое.

– На выход. Слегка.

– Ну вот, Глеб. Настало последнее и главное Ваше испытание.

– Я выдержу.

– Надеюсь, юнкер.

Под потолком кафе плавали облака дыма. Гвалт стоял необычайный.

Два художника-ювелира устроили аукцион, на который выставили украшения, искусно сделанные из серебра с красивыми полудрагоценными камнями.

– Гранатовый браслет. Друзья литераторы, вспомните Сашу Куприна! Эта та самая трагическая вещь.

Из зала начали выкрикивать цены.

Леонидов посмотрел на вход и увидел Таню и Блюмкина.

– Две тысячи – раз… Две тысячи – два…

Выкрикнул художник.

– Три, – сказал Леонидов и пошел к эстраде.

– Три тысячи – раз! Три тысячи – два! Продано!

Олег положил деньги, взял браслет.

Он подошел к Тане и одел браслет ей на руку.

– Здравствуйте, Таня.

Таня обняла его.

– Здравствуйте, Олег.

Блюмкин усмехнулся:

– А я опять мимо сада.

Двери гаража распахнулись, и сразу вспыхнул яркий свет.

Чекисты ввели в гараж четверых.

Губастый парень, в фартуке, в которых стоят за прилавком мясники, взял папку с документами.

– Все? – спросил старший конвоя.

– Если хочешь – останься, постреляй, – хохотнул исполнитель.

– Да нет уж, у меня такого фартука нет.

– Конвой вышел.

– Ну, драконы, к стене.

Четверо шагнули к стене.

Лавров увидел выбоины от пуль на красном кирпиче.

Из-за машины вышли еще четверо.

Губастый парень махнул рукой и заработали моторы машин.

Выстрелы из наганов поглотил рев автомобильных двигателей.

Двери сейфа были выжжены газовой горелкой. Тыльнер внимательно рассматривал зазубренные края.

– Товарищ инспектор, управляющего привезли и главбуха, – доложил Оловянников.

В комнату вошли двое. Одни в кожаном пальто, хромовых сапогах, из-под пальто виднелся защитный китель. Второй в богатом пальто с шалевым воротником, белом шарфе, в туфлях с галошами.

– Как же так, – крикнул человек в коже, – там же народные ценности были.

– Я инспектор Уголовного розыска Тыльнер, прошу представиться.

– Я управляющий Кожсиндиката Шапкин, а это мой главбух товарищ Миллер.

– Я не должен объяснять, что случилось? – спросил Тыльнер.

– Да уж куда яснее, – управляющий опустился на стул, достал пачку папирос. Закурил.

– Товарищ Миллер, что находилось в сейфе?

– Минутку.

Главбух подошел к своему столу, вынул тетрадку.

– В сейфе лежали червонцы, облигации хлебного и золотого займа, сертификаты НКПС – всего на четыреста тридцать девять тысяч восемьсот сорок два рубля золотом.

– Приметно, – присвистнул Оловянников. – Такие ценности надо охранять.

– Как еще охранять, дорогой товарищ, – возмутился управляющий. – Сторож, два охранника, железная дверь в бухгалтерии, сейф отгорожен решеткой. Как еще?

– Да, серьезно, и люди работали серьезные, – ответил Тыльнер, – два охранника и сторож в больнице… Я попрошу, товарищ Миллер, предоставить нам номера дензнаков, облигаций и сертификатов.

Паровозик, похожий на самовар на колесах, одутловато бежал по Тимирязевскому парку.