Испанские правоохранители синхронно закивали головами, подтверждая, что такая информация у них есть.

– За этот проступок они были коллективом изгнаны и ждали орденского автобуса в переселенческом кемпинге ПортоФранко. Больше о них известий мы не получали. Ни Оксана, ни Ярина никогда не были моими женами, – продолжил я. – Более того, могу поклясться на Библии, что я с ними даже не спал. Кстати, по национальности они украинки.

– Да? – скосил на меня вопросительный глаз коррехидор. Посмотрев в свой блокнотик, как нерадивый студент в шпаргалку, он выдал: – На допросе Окса фон Штирлиц заявила, что она этническая немка из Казахстана, а Ярина Бандера назвалась русской. Я вам даже точно скажу ее фразу: «moskalika ja» и заявила, что перенеслась сюда из Москвы. Староземельной Москвы.

– По поводу Москвы она не врет. Они там обе занимались проституцией. Но этнически они украинки обе. И гражданки государства Украина. Причем Ярина – западная украинка, из тех земель, что раньше, до вхождения в СССР, были под АвстроВенгрией и Польшей, там, где русских активно не любят.

– Я правильно понимаю, что вы не рветесь стать их представителем?

– Правильно. Допросите их как следует, ибо врать под протокол им не впервой. У меня есть подозрение, что они входили в эту этническую банду и были наводчицами. Дело все в том, что они убыли из ПортоФранко орденским автобусом в конвое из Московского протектората.

– Это в корне меняет дело, – произнес коррехидор. – Если у вас ко мне нет больше вопросов, то я поспешу. А то как бы их не отпустили в ПортоФранко как потерпевших.

– Не смею задерживать, – пробормотал я.

Коррехидор запрятал свой блокнотик обратно в «кенгуру», потом достал оттуда слегка початую пачку классической «Конкисты» и, приподнявшись, положил ее на тумбочку. Слегка задумался и вынул оттуда же металлическую зажигалкутурбо и присоединил ее к сигаретам.

– Салуд, – показал он мне приветствие республиканцев, приложив правый кулак к плечу, и торопливо ушел в сопровождении доктора Балестерос.

Я даже «спасибо» сказать ему в спину не успел.

– Ну что, вернемся к нашим баранам? – спросил я. – Как понимаю, допрос еще не закончен.

– Ну что вы сразу так, доктор, – усмехнулся в усы генералкапитан, – это у коррехидора – допрос. А со мной – так, просто дружеская беседа.

И подмигнул мне правым глазом.

Мы оба рассмеялись, и атмосфера непринужденности возникла как бы сама по себе.

– Сеньора, – обратился генералкапитан к медсестре, которая так и торчала все это время молчаливым соглядатаем в кубрике, – куда бы мы могли тут уединиться, для того чтобы с доктором Волынски просто перекурить. А то я не могу смотреть, как молодой человек мучается от никотинового голода.

– Курить вредно, – отрезала медсестра.

– Жить вредно – от этого умирают, – вставил я возражение в борьбе за свои права человека и гражданина. – И вообще вы отстали от последних веяний мировой медицины. Сейчас даже после операции на легкие первым делом после вывода из наркоза больному дают пару раз затянуться, чтобы не вызывать у его организма не просто стресс, а сильнейший дистресс.

Медсестра стояла как партизан на допросе в гестапо.

Повернулся к генералу и развел руками:

– Придется нам, как кадетам, смолить в общественном сортире.

– Вот еще, – возразил глава местной милиции, – мне это не по чину.

При этом выразительно посмотрел на медсестру, сощурив правый глаз.

Возникла пауза, в которой нахмурившаяся медсестра сдалась первой.

– Разве что в патио внутреннего дворика… – выдавила она из себя.

– Идет, – согласился мой собеседник. – Но желательно, чтобы там была тень.

– Да хоть на уличном солнцепеке, – добавил я. – Курительного салона нам не требуется. Можем и просто так пройтись.

Сигареты, которые мне пожертвовал алькальд, оказались староземельным «Винстоном». Неплохо. Прихватив пару штук, я воткнул их в початую мягкую пачку «Конкисты», подаренную коррехидором. Уместил все это вместе с зажигалкой в карман больничной пижамы и сказал, натягивая больничные тапки:

– Я готов.

– Сеньор Волынски, – наставительно заявила медсестра, – помните, что вам нельзя резко наклоняться и вертеть головой по сторонам.

– Всенепременно, сеньора. Никакого нарушения режима. На том и стоим.

Медсестра провела нас широкой лестницей на первый этаж, где мы в облаке камбузных запахов прошли мимо пищеблока во двор, огороженный с трех сторон госпитальными корпусами. Посередине двора стояла деревянная беседка в стиле китайской пагоды, оборудованная не только столом с лавками, но и ящиком с песком в качестве пепельницы. Видать, это сооружение активно использовалось в качестве курилки госпитальным персоналом. Но сейчас там никого не было.

– Можно мне с вами покурить? – вдруг заявила медсестра, когда мы с капитаном расселись на теневой стороне беседки.