Выбирать что-то другое, однако, не приходилось.

Зарулив куда указывал дежурный, я понял, что самолеты нашего полка разбросаны по всему аэродрому и сосредоточить их в каком-то одном секторе невозможно: все перемешано, свободной площадки нет. Вторая моя забота (ее уже можно было считать приобретенным рефлексом) была о том, чтобы заправиться горючим и пополнить боезапас. Это тоже оказалось невозможным, так как аэродромные службы были не в состоянии обеспечить такое количество машин. Печальную картину на аэродроме довершала полная неразбериха: смешались офицеры разных частей и рангов, никто никого не слушал и не слышал, командиры полков были озабочены тем же, чем и я. В этой ситуации я был за командира, так как Ф. И. Шинкаренко остался в Орле и контролировал исполнение приказа об уничтожении объектов, а также руководил эвакуацией инженерно-технического состава полка.

Нужны были срочные меры, чтобы обеспечить хотя бы минимальную безопасность полка.

Самолеты все прибывали и прибывали, на аэродроме творилось что-то невообразимое. Беспорядочно разъезжали отдельные бензозаправщики. Завидев его, сразу несколько летчиков вскакивали на подножки машины и требовали, чтобы в первую очередь был заправлен самолет каждого из них. Водители были растеряны. Я по-прежнему думал о том, что, если гитлеровцы налетят, аэродром защищать некому. Приказал своим летчикам, [53] чтобы они любыми способами добились заправки самолетов и чтобы у моей машины от каждого звена был представитель. Другого способа оповестить всех, если будет какое-то распоряжение, не было.

Если бы немцы в тот день нас не бомбили, это было бы чудом. Но слишком много чудес в один день не бывает. Скоро на высоте примерно пять тысяч метров появились два звена Хе-111, и на аэродром посыпались бомбы. Несколько самолетов вспыхнуло. Некоторые машины взрывались. Как я и предполагал, никто не вылетел на отражение налета, хотя в такой обстановке первое, о чем должен был бы позаботиться старший командир на аэродроме, это выделить два-три дежурных звена и держать их в боевой готовности.

После налета, который вызвал еще большую суету и неразбериху, появился грузовик, который шел мимо стоянок по краю летного поля. Стоявший в кузове офицер оповещал командиров частей о том, что они должны немедленно собраться на северной окраине аэродрома у прибывшего командующего ВВС Красной Армии. Никаких других машин не было. Побежали. Когда собралось большинство командиров, генерал П. Ф. Жигарев потребовал, чтобы до наступления темноты ни одного самолета на аэродроме не осталось. Некоторые командиры попытались доложить, что не все самолеты заправлены и что большинство летчиков не подготовлены для полетов в темное время суток. Выслушав все это, П. Ф. Жигарев только повторил свой жесткий приказ.

Пункты каждому были названы. Наш полк должен был перебазироваться на полевой аэродром Залегощ. О нем в полку никто не знал. Как выяснилось несколько позже, его и не было вовсе. Было обыкновенное поле, на котором предстояло произвести посадку. Находилось оно в 80–90 километрах восточнее Мценска. Даже подобия ночного старта в том поле, конечно, не было. И сам я не был уверен, сумею ли в сумерках его найти.

Припомнил, что видел то поле один раз. За несколько дней до всех этих событий я летал над тем районом, искал заблудившегося летчика. Трава на поле была скошена, и по самой середине в одну линию стояли стога. А рядом там проходит железная дорога Орел — Елец. Все эти приметы, конечно, не гарантировали того, что, вылетев туда второй раз в жизни, да в сумерки, я безошибочно найду это поле. Однако какая-то надежда теплилась. [54]

Вернувшись к стоянке самолетов, я поставил задачу командирам эскадрилий и звеньев, объяснив, как найти новый полевой аэродром, сказал, что вылетаю первым и что к прилету остальных звеньев на посадочной площадке будут зажжены стога. Посадку надо производить по направлению костров. Два рядом стоящих зажженных стога будут обозначать посадочное «Т». Главная проблема — горючее. По моим расчетам, у летчиков должно было остаться после перебазирования в Мценск примерно по полбака, а этого до Залегоща хватало.

Закончив инструктаж, я со своими ведомыми взлетел. Мы довольно быстро нашли площадку и благополучно сели. Каждый стог разделили пополам и одну часть убрали в сторону как запас горючего. Подожгли стога по всей линии, обозначив «Т», и стали ждать остальных. Сырое сено горело медленно — это было нам на руку.

Быстро темнело. Несмотря на все принятые меры, на душе было неспокойно.

Пришло еще одно звено и тоже благополучно совершило посадку. Людей стало больше, они начали помогать подносить сено из запасных стогов.

Наступила полная тьма. Один раз мы услышали рокот приближающихся самолетов, но они прошли стороной, и все снова стихло. Ни шума, ни самолетов...

Ночь прошла в тревоге. Шутка ли, из всего полка в сборе только два звена! Что случилось? Не нашли аэродром? Но тогда где же они сели?

Короче, мы едва дождались утра, когда прилетел командир полка Ф. И. Шинкаренко. Он сообщил, что три наших звена сели на аэродроме в Ельце, где был ночной старт. После этого известия на душе стало поспокойнее. Постепенно нашли и остальных. Кто-то приземлился в Ливнах, кто-то — на полевом аэродроме Туровка, кто-то — просто в поле, а один летчик совершил невероятную посадку на дно оврага. Туда и средь бела дня вроде бы не сесть. Как он умудрился это сделать, не поломав при этом машину и не получив ранений, осталось загадкой. Этот «миг» слегка повредили, когда вытаскивали из оврага. Но в целом все обошлось на редкость благополучно. Все садились в полной темноте, как говорится, на ощупь — и обошлось! Эпопея по розыску самолетов была короткой, но запомнилась надолго. В конце концов все самолеты полка были сосредоточены на аэродроме Елец.