Женя расхохотался.

–  Ну и фантазия у вас, юноша! Как раз неприличным считается, то, что делают не в одиночестве. Но ко сну это имеет весьма косвенное отношение.

Даже сквозь багровые отсветы костра было видно, как мальчишка густо покраснел и покосился почему-то в мою сторону. Женя усмехнулся:

–  Лови одеяло, фантазер. Все гораздо прозаичнее, чем тебе представляется. Ты, наверное, знаешь, что наша страна отделена от остального мира магической стеной, через которую невозможно ни пройти, ни проехать, ни проникнуть телепортом. Наши ученые нашли способ перемещения от нас к вам, но он очень энергоемкий и, в отличие от обычного магического телепорта, требует поддержки в течение всего времени, пока объект находится в точке назначения. Ну, а чтобы не тратить драгоценную энергию на бездействие объекта, Корпорация установила правило: для сна всегда возвращаться домой.

Ник выглядел обескураженным:

–  А я думал, что это ваша страна так называется – "Корпорация".

–  Нет, Корпорация – это организация, которая устраивает перемещение сюда и заодно представляет интересы нашего государства в Союзных Королевствах. А страна называется Реал. Юлька, прекрати ржать, ничего смешного тут нет. Между прочим, это всем известно. Ну, по крайней мере, тем, кто слушает наставника, а не читает из-под парты беллетристику о романтиках с большой дороги.

–  Я не читал во время занятий! – возмутился мальчишка. – Просто не думал, что информация о кхаш-ти может мне пригодиться. Я же не наследую… официальные обязанности. А почему…

–  Потому что кое-кто задает слишком много вопросов. Все, отбой.

–  Я только…

–  Так, я не понял. Это что, мятеж в регулярной армии? Так я его подавлю в зародыше вон той хворостиной.

Ник снова надулся и принялся расстилать скатанное одеяло. Я тоже занялась обустройством спального места и между делом поинтересовалась:

–  Слушай, Жень, а ты там, в своем… гм… Реале, случайно не проходил практику в детском саду?

–  Какой там детский сад, – Женя устало махнул рукой. – У меня дома круглосуточный филиал школы для трудновоспитуемых подростков.

А ведь я совсем его не знаю, внезапно сообразила я. Может, он женат. И у него пяток маленьких очаровательных младенцев. От разных матерей. Или он государственный преступник и работает в виртуальности, потому что боится засветиться в реале. Или… или… мысли бестолково разбредались в разные стороны. Я подумаю об этом завтра, решила я, проваливаясь в сон.

* * *

Лес был диким, сумрачным и холодным. Солнечные лучи с трудом пробивались через кроны разлапистых елей и сосен, хотя там, наверху, судя по всему, был яркий и знойный полдень.

Полуэльф лежал на траве. Волосы разметались вокруг головы черным сиянием, несколько спутанных, влажных от пота прядей прилипло вискам. На алебастрово-белом лице застыла маска страдания.

Я вдруг испытала острое желание прикоснуться к бескровным губам, пропустить между пальцами черный шелк волос, дотронуться до прохладной мраморной кожи… Что за дикие шутки? Это же Вереск. Противный, заносчивый, высокомерный сноб, которого я терпеть не могу… Ну ладно, согласна, в последнее время он меня раздражает несколько меньше. Но он все еще опасен. И, если уж на то пошло, по-прежнему не в моем вкусе. "Тебе это снится. Это не твои чувства ", – пояснил внутренний голос. Да уж, отличный сон. Доктор Фрейд аплодирует стоя.

Рядом с Вереском, опустившись на колени, застыл человек. Я не видела лица, но узкая кожаная куртка не скрывала очертаний фигуры. Женщина. Прошло несколько мучительно долгих секунд, затем она решительно вскинула голову и едва заметно наклонилась – словно собиралась поцеловать лежащего перед ней мужчину. Я ощутила болезненный укол ревности. "Сон! Это всего лишь сон." В следующий момент над ее головой взметнулся серебряный стилет – и стремительно полетел вниз, к распростертому на земле телу. Стремительно – и так медленно, что, казалось, я могла бы прогулочным шагом подойти к персонажам этой жуткой сцены и поинтересоваться, что происходит. Но я была призраком, сгустком сознания, способным лишь к бездейственному наблюдению. Я рванулась вперед, но у меня не было ног, чтобы двигаться. Беспомощный крик "Нет!" умер, не родившись, – у меня не было голосовых связок, чтобы выпустить его наружу.

Длинное узкое лезвие без усилий вошло в грудь. Тело Вереска конвульсивно дернулось. Глаза распахнулись, тонкий покров льда дрогнул… В этом взгляде – взгляде, направленном на убийцу, – плавились, перетекая друг в друга, миллионы оттенков нежности. На меня никто никогда не смотрел… так. Но разве это важно теперь?

Картинка стала расплываться. Слезы, отрешенно подумала я, как странно, разве у призраков бывают слезы?

Девушка что-то произнесла на эльфийском. Вереск ответил – так тихо, что я не смогла бы разобрать слов, даже если бы понимала язык.