Ну вот. А я только-только начала верить, что с этим типом можно поговорить по-человечески.

–  В чем же дело? – устало вздохнула я, отставляя бокал в сторону. – Убейте меня прямо сейчас и давайте покончим с этим.

Вереск слегка поморщился – словно страдал от зубной боли, но был слишком вежлив, чтобы это показывать.

–  Юлия, я понимаю, смерть вам видится заманчиво легким выходом, особенно если решение примет кто-то другой. При этом вы совершенно не задумываетесь о том, каким ударом ваша гибель может стать для людей, которым вы дороги. Но лично я не хотел бы без крайней необходимости причинять боль Косте Литовцеву. И, возможно, другим людям, которых я не знаю…

Знал, куда ударить… с-сволочь.

–  Кто вы такой, чтобы бросаться подобными обвинениями? – прошипела я, чувствуя, что снова начинаю закипать. – Самовлюбленный полукровка, центр вселенной, что вы знаете обо мне? И что, черт возьми, вы знаете о смерти? Это ваше хобби? Сколько раз вы уже умирали?

Против всяких ожиданий, полуэльф не поддержал очередную ссору.

–  Я умирал лишь единожды, – сказал он спокойно, только несколько глуше обычного. – Но на мой вкус, и этого больше, чем достаточно. Это была очень мучительная смерть…

Я потрясенно молчала. Вереск, глядя в сторону, начал рассказывать:

–  Несколько лет назад я заболел. Врач на провинциальном постоялом дворе поставил диагноз "лунная лихорадка" и сказал, что ничем больше не может мне помочь. Разве что предложить быстродействующий яд.

Я не сомневался в диагнозе. После того, как от лунной лихорадки умер мой отец, я изучил всю доступную информацию. Я слишком хорошо знал симптомы. Знал, что жить мне осталось максимум месяц, и что агония будет долгой, мучительной и некрасивой.

Я ушел в лес, чтобы умереть в одиночестве. Через две недели начались припадки – в полном соответствии с эльфийскими учебниками по медицине. Сначала раз в сутки, потом все чаще. Когда промежутки между приступами сократились до нескольких минут, я сдался и принял яд. Не знаю, что произошло дальше. Возможно, я не смог донести яд до рта. Или меня вырвало во время очередного припадка. Или он по какой-то причине просто не подействовал…

Я снова очнулся. Приступы лунной лихорадки больше не повторялись, но у меня начались галлюцинации. Изредка приходя в сознание, я обнаруживал себя бесцельно бродящим по вересковым пустошам. Впрочем, я не уверен, что и они не были порождением моего бреда.

Потом меня подобрали крестьяне, у них я и пришел в себя окончательно, хотя совершенно не помнил, кто я такой и как попал к ним. Память о том, что было до "смерти" до сих пор не восстановилась в полном объеме. Иногда мне кажется, что тот, прежний, я все-таки умер в Глостэнских лесах. Это одна из причин, по которым я не люблю, когда меня зовут родовым именем… Вереском меня назвали крестьяне – в моем бессвязном бреду это слово повторялось особенно часто.

В рассказе полуэльфа не было надрыва – видимо, все, что могло отболеть, уже отболело. И все же мне стало не по себе от его откровенности. Как обычно, в минуты неловкости хотелось ерничать.

–  Если это был гимн во славу жизни, то ему не хватило экспрессии. Впрочем, логики тоже.

–  Ну что вы, какой гимн, – Вереск неожиданно улыбнулся (второй раз за вечер! Я делаю успехи). – Вы правы, кто я такой, чтобы судить вас – тем более, с моей небезупречной биографией… Хотя не стану скрывать, я рад, что моя жизнь – или, скорее, моя смерть – повернулась именно так. Ведь иначе у меня не было бы шанса встретить Женю.

А я? Рада ли я своей… гм… смерти?

"Ты не находишь, что любой ответ на этот вопрос прозвучит одинаково бредово?" – съязвил внутренний голос.

Да уж, это казуистика похлеще, чем знаменитое "Ты перестала пить коньяк по утрам?" И вообще вся эта история здорово отдает бредом. Однако стоит признать, что за последние три года моя жизнь еще ни разу не была такой живой. У меня есть цель. У меня есть друг. И у меня – подумать только! – есть персональный враг. Оказывается, это придает жизни изрядную остроту ощущений.

Единственное, что не давало мне спокойно ответить "Да!" на собственный вопрос, это неподдельная боль в зеленых глазах под всклокоченной рыжей челкой. Наверное, остроты ощущений можно было добиться и менее дорогой ценой… Я привычно задвинула эту мысль на задворки подсознания. В любом случае, жалеть уже поздно.

"А радоваться – еще рано", – оптимистично вставил внутренний голос.

Вот именно. Поэтому мне остается только наслаждаться моментом и… бояться.

–  Я давно хотела вас спросить… Вы верите в то, что все это, – я широким жестом обвела комнату, – всего лишь игра, виртуальная реальность, смоделированная и созданная другими людьми?

–  Я верю в то, что в это верит Женя, – уклончиво ответил Вереск. – Я пока не видел аргументов ни в пользу его версии, ни против нее, так что вынужден воздержаться от суждения.