–  Неправильно!
– вырвалось у летчика комсомольца [41] Булыгина.
– О зенитках мы должны знать все, и тогда наш экипаж первым пойдет бомбить их.

В разговор вступил штурман дивизии майор Василий Иванович Малыгин.

–  Капитан Ковалец дело говорит. Без разведки «на себя» мы не можем в дальнейшем действовать успешно. Завтра полк летит бомбить переправу через реку Березину. В боевом распоряжении значится: переправа юго-восточнее города Борисова. Но этого мало для того, чтобы с ходу выйти на цель и метко сбросить по ней бомбы. Было бы неплохо сейчас же послать туда разведчика.

Майор Юспин - заместитель командира полка - внимательно слушал разговор офицеров. Тут же он спросил у штурмана майора Ларкина:

–  Сколько потребуется времени для полета на разведку? Успеет ли подготовиться экипаж?
– И, выслушав ответ, коротко приказал: - В разведку пойдет капитан Ковалец, а с ним… - Юспин посмотрел в мою сторону: - С ним полетит лейтенант Крылов. Он у нас еще с финской войны признанный разведчик-фотограф. [42]

Признаться, в душе я был очень рад, что именно мне командир поручает лететь с Ковальцом и разведать переправу.

Пока я прокладывал на карте маршрут, производил расчеты, из вышестоящего штаба пришло разрешение на наш полет. По дороге на стоянку Василий Иванович Малыгин вдруг мягко и оживленно заговорил:

–  А помнишь, Алексей, зиму сорокового года, полеты в лютый мороз? Цели-то в трудных условиях отыскивали, метко бомбили их и успевали фотографировать.

Да, мне хорошо запомнилась та суровая зима, особенно первый боевой вылет. В составе полковой группы, которую вел Малыгин, мы полетели на бомбардировку железнодорожного узла для уничтожения скопившихся там эшелонов. Накануне на предполетной подготовке Малыгин на карте и схемах показал нам всем цель, подходы к ней, видимость ее с высоты бомбометания. Заканчивая свои объяснения о цели, он предупредил:

–  При резком ухудшении погоды - бомбить самостоятельно. На заснеженном ландшафте местности вы увидите «паука» - узел железных и наезженных шоссейных дорог.

После того как мы набрали высоту, погода стала ухудшаться. Видимость наземных ориентиров была слабой, и я остро почувствовал, что в сложных условиях еще не умею правильно следить за землей, за приборами, вести нужные измерения и вычисления, не могу и распределить свое внимание. Внизу мелькали узкие полоски дорог, замерзшие русла рек, похожие одно на другое. Все это мне казалось однообразным, трудно различимым. И только когда группа ближе подошла к заливу, я смог уточнить свои данные и поставить соответствующую отметку на карте.

Погода становилась все хуже и хуже. Я не заметил, как группа пролетела линию фронта. А потом, попав в район сплошных траншей, дорог, тропинок, уже не смог точно определить подходы к району заданной цели.

–  Открыть люки! Ведущий подал сигнал на бомбометание, - услышал я голос летчика Димы Найдуса.

А через несколько минут, когда с ведущего самолета оторвалась первая бомба, я нажал на боевую кнопку. Одновременно нажал я и на рычаг фотоаппарата, произвел фотографирование цеди. Серии бомб всей группы [43] перепоясали плохо видимую с высоты железнодорожную станцию. Тут я понял, что заданную цель при таких погодных условиях я самостоятельно не смог бы найти, так как у меня не было практического опыта ориентировки в сложных метеоусловиях.

После посадки на командном пункте Малыгин спросил меня:

–  Ну, как дела? Цель сфотографировали?

Не скрывая своего сомнения относительно точности выхода на станцию, я ответил:

–  Да, кажется, снимки получились. Но вот при визуальном наблюдении станция почему-то выглядит не так, как на карте.

Малыгин взял у меня бортовой журнал, проверил мои лаконичные записи и, развернув карту, сказал:

–  Покажите, с каким курсом мы заходили и как расположились серии бомб.

Я не ожидал такого вопроса и сильно смутился. Малыгин видел это и, не дождавшись ответа, улыбчиво продолжал:

–  Обстановка не позволила нам зайти на цель с прежним курсом, то есть с запада. Мы зашли на цель с юго-востока, отсюда при сильной дымке она лучше просматривалась. А вам совет: учитесь ориентировке в сложных условиях. В нашей штурманской профессии это - один из главных вопросов.

Мой боевой опыт убедил меня в том, что искусство поиска цели - одна из важных задач экипажа бомбардировщика, особенно его штурмана. И я начал упорно осваивать методы ведения общей и детальной ориентировки в разнообразных условиях полета. Перед каждым боевым вылетом долго и тщательно изучал по картам крупного масштаба, по фотоснимкам цель, ее конфигурацию, видимость с различных направлений, а также и подходы к ней. После этого я изучал всю навигационную обстановку вокруг цели почти наизусть, потому что понимал: в боевой обстановке у штурмана нет времени на выполнение всякого рода дополнительных расчетов в районе цели, на сличение карты с местностью для распознавания того или иного ориентира и самого объекта удара.

Если после первого полета я не смог точно указать, как заходила группа самолетов на цель, не сумел при подходе распознать заданный объект бомбометания, то в [44] последующих вылетах, настойчиво тренируя себя в искусстве поиска цели, стал лучше вести ориентировку, метко обрушивать на врага огонь фугасок, точней фотографировать объекты.

Мы с Малыгиным совершили за те немногие месяцы войны с белофинами довольно большое количество боевых вылетов, за что, как и многие наши товарищи по полку, были награждены орденом Красного Знамени. Хорошо помню, как тогда Василий Иванович, поздравляя с наградой, тепло сказал мне: