– Пусть, Катюш, ты только сразу же нас буди.

– Хорошо, - Катюшка заулыбалась,- она такая хорошенькая. Вылитая тетя Надя. Ой!- ее рука вскинулась, закрывая рот.

– Она ее копия, Кать, не пугайся. Все нормально,-прокашливаясь, после долгого молчания, сказал Федор.

– Федь, ты поживи у нас пока. Всем так будет лучше. А?

– Спасибо, Оль... я подумаю.

– А тут и думать нечего. Так будет лучше для всех. А то мы нашу маму совсем видеть перестанем,- пробасил Сенька.

Ольга растянулась на койке поверх покрывала не раздеваясь. Сил на ритуальные переодевания не было. Рука скользила, поглаживая шелк.

– Что же ты наделала , подруга. Как ты могла нас оставить?

– Я уж боялась ты со мной так и не заговоришь... Помнишь , как в детстве , когда мы ссорились. Ты никогда не заговаривала первая. Мне всегда приходилось подлизываться к тебе и первой начинать разговаривать?

– Конечно, помню. Знаешь, сколько раз за эти три дня я об этом вспомнила?

– Знаю. Я тоже думала об этом. О нашем детстве. Мне так жаль. Жаль , что заставила тебя снова пройти через это. Но, я правда не знала про аллергию. А потом все так быстро произошло. Ты присмотришь за ними?

– Присмотрю, Надюш. Ты не уйдешь?

– Пока нет. Тебе от Сенечки привет. Он тобой гордится.

– Спасибо. Ты скажи ему , что я люблю его.

– Он знает, Олюшка. Ему слова не нужны. Ты только просыпайся давай, там моя дочь описалась и сейчас заорет. Так что поднимайся, пока она не подняла весь дом.

Ольга открыла глаза. В окно бил яркий луч солнца. Начиналось утро следующего дня.

Дорогая

Ольга спустилась на кухню, держа в одной руке пакет с использованными памперсами, а другой рукой, прижимая к животу, две молочные бутылочки. Катька складывала в посудомоечную машину грязную посуду. Сенька и Федор допивали чай.

– Уснула?

– Да. Она привыкла уже к ежедневному ритуалу. Памперс, кроватка, шторы, свет, бутылочка и - спать. Она у нас молодец!

– Умничка. Оль, может, проедемся до Надиного ресторана? А то мы туда приезжаем только счета подписать, наскоками. Персонал без хозяйского присмотра расслабляется.

– Федь, может завтра?
– сказала Ольга. Если честно, то каждый раз переступая порог наследства маленькой Надежды, она ждала звонкого смеха ее матери и неизменной фразы: "Девочки, мальчики, нас нет. Но покормить нас вам придется..."

– Знаешь, ма, Федор прав. Говорят, там певцов увольнять затеяли и поставят пластмассовую коробку для музыки. Езжайте!

– Точно, вас же там никто не ждет, а тут - такой неждан прилетел.

– Сень, ты опять новое словцо изобрел? Ладно, пойду надену что-нибудь соответствующее.

– Надень, надень, а то мы тебя в платье опять забыли.

Ольга, не мудрствуя лукаво, натянула первое попавшееся в шкафу платье, стянула волосы в жгут и заколола их шпильками. "Все же в длинных волосах есть своя прелесть..." - улыбнулась она зеркалу, мазнула по губам помадой, чуть их оттенив, и спустилась по лестнице.

– Рекордные сроки. Три минуты. Ребята, ваша мать потрясающая женщина.

– А то мы не в курсе, - рассмеялся Сенька, - мы же с ней с рождения.

– Да-да-да...
– пробарабанила по столешнице пальцами Катя.

– Ну что же, мадам, карета подана, - и Федор, склонившись в поклоне, взмахнул призрачной шляпой.

– Шуты гороховые! Поехали уже. Кать, Сень - не расслабляйтесь...

Сев в машину, Ольга вынула из сумочки сигареты и прикурила. Она так и не смогла бросить курить после Надиной смерти. Правда, в доме больше не курила, а бегала на крыльцо, трусливо льстя себе, что так она курит значительно реже. В сумке завозился телефон.

– Да, слушаю.

– Оль, хочешь, я сейчас приеду? Прокатимся. Или я останусь на ночь. Позови!

– Саш, ты что, пьян? Куда ты поедешь! Не надо приезжать. И, вообще, я не дома. У меня дела в городе.

– Ооооооля, я... я хочу на тебе жениться. А - выходи за меня!

– Саш, ты точно пьян.

– Ну и что? Да, пьян. Но я сейчас хочу тебя видеть, - Ольга вздохнула и потерла рукой висок. Она видела, как Федор непроизвольно скашивает на нее глаза и вся эта ситуация... короче, "комедия абсурда".