Шрифт:
– Хорошо. Я подумаю. Завтра. Если ты будешь трезв и все это мне повторишь. Но - завтра!
Ольга отключила телефон. Бросив его в сумку, она достала следующую сигарету и закурила.
– Что сказал?
– Замуж позвал.
– Он развелся еще до Надиной смерти.
– Я в курсе. Нет! Он мне не говорил - но я знаю. Мне Надя во сне сказала.
– Значит, тебе она тоже снится, - не спросил, а спокойно констатировал Федор.
– Да.
Через полчаса они вдвоем входили в ресторан. В практически пустом зале гремела "музыка"...
– Это что?
– брови Ольги полезли на лоб, - Федь, это что? Надюшка же терпеть этого не могла. Кто разрешил?
– повернулась она к скучающей за барной стойкой девушке. "Новое лицо", - машинально отметила Оля.
– Постоянный клиент заказал.
– Постоянные клиенты, милая, в борделе. А здесь - ресторан. Один из лучших ресторанов города, имеющий свой стиль. А вы его превратили в кабак. И где этот постоянный "клиЭнт"?
– Ольга повела рукой на скудных посетителей: компанию молодняка, сидящую в углу за сдвинутыми столиками, и парой за бамбуковой ширмой.
– Он... Они... в малой "банкетке".
– Мило. Федя, пойдем, посмотрим на "клиента".
"Банкетка" - малый банкетный зал, располагалась в глубине. Вход в нее был прикрыт ширмами, чтобы посетители чувствовали себя свободней, если небольшая компания хотела посидеть уединенно. Помещение часто пустовало, но Надюшка упорно его сохраняла. Она любила, когда постоянные посетители отмечали в ее ресторане семейные праздники. Ольга решительно зашагала в сторону ширм и резко отдернула, закрывающие дверной проем, бархатные шторы.
На одном из окружающих стол темно-синих диванов полулежала, игриво запрокинув голову на подлокотник, голая девица, которую тискал... Мага. Ольга застыла в проеме, перекрыв собой вход. Рука Федора легла ей на плечо.
– Оль, пойдем, - Сашка оторвался от девицы и вскинул голову.
– Здравствуй, дорогая...
– До-ро-га-я, - растягивая слова проговорила Ольга и ...захохотала.
– ДОРОГАЯ! А девушка, видимо, дешевая, - Ольга развернулась на каблуках и, отодвинув Федора, вышла.
Федор, подняв руки на уровень груди, символически поаплодировал:
– Ну, ты брат, и идиот... Детка, бельишко собери, и - вон отсюда, - процедил он сквозь зубы и вышел.
В зале Ольги не было. Девица у стойки вопила на официанта:
– Она меня уволила! Да кто она такая? Меня увольнять!
– Она здесь хозяйка и ты, действительно, уволена, - проходя мимо, сказал Федор, - и, видимо не ты одна. Кое-кто тоже потерял свое место... в ее жизни.
Иди!
Ольга устало привалилась к косяку двери в прихожей, разглядывая идиллию на кухне. Сенька тормошил смеющуюся Надежду. Катька наливала в тарелку борщ Федору. Тот, взахлеб что-то рассказывал и все хохотали.
Оля наклонилась и потянула язычок молнии на сапоге. Неделя вышла тяжелая. Разъезды, разъезды, разъезды... Встречи. Необходимость улыбаться и разговаривать. Только приходя домой и закрыв дверь, можно было снять дежурный оскал с лица. Стереть его, как излишки губной помады салфеткой. Правда последние недели и дома приходилось "держать спину".
Ольга разогнулась и потерла лицо руками, стряхивая непрошеные мысли.
– Привет! А меня кормить будете?
– А как же! Садись, давай! Ты что будешь?
– Как все. Сень, дай мне нашу барышню.
– Руки мыла?
– в три голоса задали ей вопрос... и захохотали. А малышка уже тянула ручонки и требовательно гудела: "Ы!"
– Сейчас. Сейчас, золотко, капелька ты моя, сейчас. Сейчас мама помоет руки и возьмет тебя.
– Вообще-то, я думала, она меня будет мама звать, - проворчала Катюшка, - я же с ней больше всех вожусь.
– Вообще-то, я думал, мы ей скажем, что ее мама умерла, - вздохнул Федор.
Ольга встала и пошла к кухонной мойке. Открыв кран и подставив под струю руки, она закрыла глаза. Вода стекала с ее ладоней, а Оля так и стояла не двигаясь.
– Прости. Я не знаю, как у меня вырвалось. Конечно, мы скажем, что ее мама умерла. И расскажем Наде все о ней. О том, какая она была. И научим смеяться так, как смеялась ее мама. Прости меня, Федь, я не имела права, - Ольга встряхнула руки и вытерла их о полотенце, - простите меня. Я... Я пойду, прилягу. Был тяжелый день.