— Алексей Николаевич!…

— Ах, легконогая лесенка… песенка вокзала… Вы замечали, что крик паровозный похож на бабий? А, Катя?

Катя молчит. Я улыбаюсь и разговариваю:

— Ах, здравствуй, Москва. Какая ты старая стала… как постарели, поблекли девочки из нашей школы… Сколько вам лет? Двадцать четвертого года рождения? Понятно… Из вашего класса пять мальчиков в живых? А из нашего двое. Вы давно демобилизовались? В прошлом году? В 1946-м?

— …Я в сорок шестом поступила в школу, — говорит Катя. — В пятьдесят шестом закончила… Потом в институт поступила, не сразу… Какой болван придумал эту затею с танцами по годам?

— Пойдемте, Катя.

Раздаются аплодисменты. Это потому, что музыка окончилась, а мы не слышали.

— Пойдемте, Катя.

Нам хлопают со всех сторон.

— Пойдем… А куда?

Мы идем по скрипучему коридору, сзади в дверях аплодисменты гремят. Потом мы спускаемся по каменной лестнице.

— Куда мы идем? — спрашивает Катя. — Почему мы одни танцевали?

— Я покажу вам, где остальные из нашего класса, — говорю я и подвожу ее к стеклянной двери учительской. — Смотрите.

Я прикладываю руку козырьком и прислоняюсь к стеклу. Катя делает то же самое.

— Видите? — говорю я. — Они все в учительской…

— Где? — спрашивает Катя.

— Вон на доске… На мраморной, — говорю я. — Приглядитесь. Там все фамилии золотом выбиты. Весь список двух классов сорок первого года выпуска.

В лунном свете, если приглядеться, белеет доска с надписями. Но доска висит боком, и слов не разобрать.

— Вижу.

— Катя, мне пора домой… У меня завтра трудный день.

— Хорошо… Проводите меня…

— Не обижайтесь.

— Нет.

— Детка, простите меня. Я немножко сдрейфил.

— Я понимаю.

— Только сейчас понял, что мое детство и юность… в общем молодость… это уже история.

— Вы хотели о чем-то поговорить со мной серьезно?

— Я передумал, — сказал я.

Вот разговор, который я записал потом со стенографической точностью.

— Можно я вам скажу… — она запнулась, — комплимент?

— Что?

— Я вот думала иногда, вот что в вашем поколении привлекательно? Вот попросту… Можно о поколении?

— Валяйте.

— Я раньше думала, может быть, вы покоряете комплиментами. И это есть. А женщине это всегда приятно. Вот вы утром сказали — плащи в грязь, под ноги… Сейчас этого не говорят. Сейчас под ноги кидают только обертки от мороженого.

— Не в этом дело.

— Конечно. И я говорю, не в этом дело. Всему этому можно научиться. И место уступать и целовать руку. Вы целуете руки женщинам?

— Ага.

— Я так и думала. Не это действует. Знаете, что действует?

— Что?

— То, что вы все боитесь разлуки. И замолчала.

Крепко она меня поддела. Мне это даже в голову не приходило.

— В этом что-то есть, — говорю я, а сам чувствую. — Есть! Есть!

— Вы поэтому и встреч боитесь.

— Занятно, — говорю я. — Каждая встреча — это потенциальная разлука. Вы это имеете в виду?

— Сейчас боятся драм, скандалов, а вы больше всего боитесь разлук. Это женщина сразу замечает. Разлук сейчас не боятся. Расстаются легко. А вы боитесь.

— Слишком их было много. Сердце не выдерживает.

— Так надо же дополнять! Надо не бояться встреч, как мы, и надо бояться разлук, как вы. Тогда все будет хорошо.

— Вы умная девочка.

— Знаете что! — сказала она и добавила: — Может быть, я старше вас! Женщина всегда знает, чего хочет, а мужчина никогда не знает. Главный недостаток мужчин, — сказала она задумчиво и важно, — что они как петухи… Откукарекал, а там хоть не рассветай… Покричал, доказал свое «я», смотрит — не о том кукарекал… Его, например, просто тянет к женщине, а он говорит «люблю»… Он любит, а говорит сдавай дружить» и так далее… Он хочет наукой заниматься или искусством, а добивается денег или, наоборот: хочет денег, а занимается искусством и так далее… Вам лишь бы доказать свое «я». Как купцы из Островского, честное слово. А себя никто из вас не знает. А женщина себя знает.

— А какой главный недостаток женщин? — спрашиваю я, дождавшись, пока она кончит. — Знаете?

— Какой?

— Склонность к торопливым обобщениям, — говорю я. — Это мне одна женщина сказала.

— Чепуха. Просто мы ориентируемся быстрей.

— Тот, кто ориентируется, тот не любит, Вы просто не любили никогда.

— Это вы не любили… — сказала она. — Что вы на меня смотрите? Не любили, и все. Я говорю правду. Вы просто боялись разлуки. А если бы ее не было? Еще неизвестно, остались бы вы с Катариной или нет.