Шрифт:
«Никак без трех лет тридцать. Эвона, как время-то проскакало. Уж на Пушкарном дворе как на тринадцатое лето перевалило… А кажется, вот вчера пришли со Степаном в Москву».
Вздохнул Сергуня, хотел об ином помыслить, но не мог. В дворяне служилые Степан попал. На Аграфене сам великий князь женил его и Берсеневу вотчину во владение отдал.
Не скажешь, что когда-то Степан ковш с литьем таскал. Нынче ходит по Пушкарному двору боярином, на люд покрикивает. Сергуню с Игнатом не замечает, а уж разговоров и вовсе не заводит, словно и не знались никогда.
Крут Степан с мастеровыми, никому от него поблажки нет. Работать заставляет с утра и до полуночи. Совсем недавно литейку новую задули, теперь и совсем передыху не даст. Народ ропщет. Степан на Пушкарном дворе за мастеровыми догляд учинил крепкий.
Немец Иоахим — и тот его побаивается. Боярин Патрикеев все ему передоверил.
Закончив стричь, Игнат не спеша завернул ножницы в тряпицу, хлопнул Сергуню по плечу:
— Пригож! Экой! Право слово. А то, ровно овца, шерстью зарос.
Заглянул Сергуне в глаза.
— О чем задумался?
— Да ни о чем. Степана вспомнил.
Игнаша рукой махнул:
— Нашел о чем поминать. Аль соскучился, так завтра поглядишь. Спозаранку шуметь зачнет. Запамятовал, как на него покрикивали.
Сергуня перевел разговор:
— Слыхал, сказывают, государь на Казань рать собирает?
Игнат кивнул:
— Ордынцы Руси бед причинили предостаточно.
— Податься и нам в ратники, а, как мыслишь, Игнаша?
— Нам, мастеровым, с Пушкарного двора хода нет. Если разве в бега удариться.
Но в то лето на Казань не ходили. Проведали в Москве, что ордынские бирючи за Перекопом, по торгам вещали: Магмет-Гирей ханам малых орд и мурзам объявил по осени идти на Русь.
Видать, понравилась крымскому хану прошлогодняя добыча, сызнова потянуло. В Кафе и Астрахани ордынцы вели торг русским людом. Продавали невольников в Турцию и Персию…
Государь с пешими и конными полками стал на Оке, перекрыл хану дорогу на Русь. Но Магмет-Гирей не повел орду на Москву ни осенью, ни весной следующего года.
На землях от Терека до Кубани кочуют ногаи. Так повелось с давних лет, когда Золотая Орда раздробилась на отдельные улусы и хану Ногаю достались эти степи.
Хан Мамай — потомок Ногая. Орда у Мамая многочисленная, и его тумены держат в страхе кавказские народы. Но хану мало Кавказа. Он мечтает о том времени, когда быстроногие ногайские скакуны протопчут широкий шлях на Русь. Для этого Ногайской орде надо упереться правым плечом в Волгу, где кочевья Астраханской орды хана Усеина. Мамай издавна зарится на астраханские степи.
Когда крымский хан Магмет-Гирей позвал Мамая вместе карать хана Усеина, он-де с московским князем сносится, дружбу заводит, ногайский хан согласился охотно и со своими туменами двинулся к излучине Дона, здесь его дожидался крымский хан.
Хан Крыма шел на Астрахань, как на праздник. Следом за ордой скрипели кибитки любимых ханских жен и сыновей.
Мамай посмеивался, Магмет не воин, он привык нежиться на коврах и забавляться с бабами. Не жены нужны хану, когда он ведет орду на недругов, а жестокость и храбрые воины. Ногайскому хану хотелось спросить у Магмета: разве его жены умеют рубиться на саблях и стрелять из лука? У Мамая жены не для того, чтобы их таскать в походы. Мамаевы жены услаждают своего повелителя в час отдыха и баюкают его детей.
А может, у Магмет-Гирея недостаточно евнухов, чтобы уследить за ханскими женами, и он таскает их за собой, не оставляет в бахчисарайском дворце? Ха! Мамай наслышан о богатствах Бахчисарая.
Но не о драгоценностях мраморного крымского дворца думает хан Мамай. С некоторых пор, даже дремля в седле, он грезит юной красавицей, младшей женой хана Магмета. Она русская. Мамай увидал ее однажды.
Крымская орда двигалась левым крылом, Ногайская — правым. Передовые караулы выведали: хан Усеин покинул свой астраханский юрт и откочевал в Башкирию.
Задержались крымцы и ногайцы на правом берегу Волги. На много верст раскинулось их становище. Разбили ханы шатры, устроили большой байрам. Неделю Магмет-Гирей потчевал Мамая, другую неделю наступил черед Мамая принимать крымского хана, ублажать.
Горят костры, пахнет наваристым бульоном, жарится на шампурах мясо, поют воинственные песни ордынцы.
Сидят Мамай с Магмет-Гиреем на белом войлоке, поджав ноги, едят мясо, пресытились.
Вокруг ханов кольцом расселись мурзы и беки.