Шрифт:
Инцидент в «Аполлоне» отпечатался в сознании писателя глубокой обидой на долгие годы. Более того, этот случай даже стал причиной для позднейшего развития темы умаления собственной писательской значимости. В очерке «Послушный самокей» (1940-е), посвященном Кузмину, Ремизов, подразумевая «Аполлон», писал: «…эти двери для меня „вход воспрещен“». И тут же приводил слова некоего знакомого, бывавшего на собраниях в редакции журнала: «„…все они высшей культуры, а мы с вами средней“. И это осталось у меня в памяти» [880] .
880
Ремизов A. M. Собр. соч. Т. 10. С. 250.
Хотя ответ из редакции звучал достаточно формально, истинные мотивы для решения редакции «Аполлона» — отказать писателю в публикации «Неуемного бубна» — носили идейно-эстетический характер. Частная писательская биография оказалась сопряжена с куда более масштабным историко-литературным процессом — со сменой литературных эпох. Зимой 1909/1910 годов члены редакционной коллегии журнала определились с новой моделью художественного осмысления действительности, и так случилось, что именно Ремизов оказался в эпицентре их борьбы за «преодоление символизма» (В. Жирмунский).
Буквально с первого номера журнала ключевые позиции в редакции заняли Н. Гумилев, М. Волошин и М. Кузмин [881] . Именно Кузмин тогда же приступил к обоснованию новой эстетической программы — так называемого «кларизма» [882] , основные тезисы которого он апробировал на страницах третьей, декабрьской, книги журнала в отделе «Заметки о русской беллетристике». Примечательно, что опубликованные здесь рецензии М. Волошина и В. Кривича на печатную продукцию уходящего года содержали в общем и целом положительные оценки произведений Ремизова, что свидетельствовало о двойственном отношении критического отдела журнала к творчеству писателя на тот момент [883] . М. Кузмину принадлежал самый развернутый и вместе с тем негативный отклик. Объектом критического рассмотрения стала только что изданная книга «Рассказы», куда вошли также цикл сновидческих миниатюр «Бедовая доля» и пьеса «Бесовское действо». Основной недостаток прозы писателя рецензент нашел в «причудливом и необузданном воображении», разрывающем даже «стройность» неких заимствованных форм. Особенно жестким оценкам подверглись языковые эксперименты и синтаксические вольности: «ни меры, ни вкуса в пользовании своею сокровищницей, будто в одном месте заговорили на всех говорах одновременно» [884] .
881
Маковский пригласил Кузмина к сотрудничеству в «Аполлоне» еще 14 июля 1909 года (См.: Кузмин М. Дневник 1908–1915. С. 152), а в начале октября возложил на него обязанности литературного редактора. Ср. запись от 7 октября: «Маковский предложил мне быть читателем по прозаическому отделу. Я никак не ожидал, что это случится так скоро» (Там же. С. 175).
882
Идея объединения т. н. «кларистов» (по аналогии с «пуристами») от франц. clart'e — ясность впервые возникла у Вяч. Иванова. См. запись в его дневнике от 7 августа 1909 г.: Иванов В. Собр. соч. Т. 2. С. 785. Ср. также предшествующую запись от 6 августа: «Что касается содержания выраженных (Кузминым. — Е. О.) идей, — можно подумать, что я диктовал ему их. Мне кажется, что пора мистического общения не была для него неплодотворна. Он не рассуждает, но все же думает, и постоянная гармония его сознания обусловливается ясными и глубокими решениями в области духовных проблем» (Там же. С. 784).
883
Имеются в виду мнения, высказанные в рецензиях М. Волошина — на «Сорочьи сказки» А. Н. Толстого и В. Кривича — на содержание журналов «Весы» и «Русская мысль». (См.: Аполлон. 1909. № 3 (Декабрь). С. [25]).
884
См. примеч. 10 /В файле — примечание № 860 — прим. верст./.
В следующем, четвертом (январском), номере «Аполлона» Кузмин изложил новую литературно-художественную доктрину в статье «О прекрасной ясности». Имя Ремизова не упоминалось здесь в негативном контексте, однако если сравнить аргументы статьи с предыдущей рецензией Кузмина, то они окажутся идентичными. Вся статья «О прекрасной ясности» построена на логике «от обратного»: именно ремизовский язык, стиль и «техника прозаической речи» являются поводом для глубокомысленных обобщений на тему, как не следует писать.
1 февраля на страницах газеты «Речь» в защиту литературного кредо и стиля Ремизова выступил А. Блок. Его статья «Противоречия» представляет собой не просто положительный отклик на сборник «Рассказов» Ремизова на фоне литературной продукции второстепенного писателя П. П. Гнедича, но внятно выраженное отношение к неназванному противнику прозы писателя (в котором угадывается именно Кузмин с его программой «прекрасной ясности») [885] :
…Если мы не ханжи, не лицемеры, не изолгались до последней степени, притворяясь твердыми, спокойными и православными людьми, обладающими незыблемыми устоями, то мы и не имеем права сетовать на Ремизова, показывающего нам <…> весьма реальный клочок нашей души, где все сбито с панталыку, где все в невообразимой каше летит к чорту на кулички [886] .
885
Тема противопоставления Ремизова и Гнедича (с одной стороны, «писатель, в „муке творчества“ ищущий», с другой — «литератор, без творчества, чиновник, особых поручений при литературе») возникает у поэта под впечатлением от только что вышедшей книги ремизовских «Рассказов». Подробнее см.: Блок А. Записные книжки: 1901–1920. М., 1965. С. 161–162; запись от 30 ноября — 1 декабря 1909 г. Содержащееся в статье «Противоречия» критическое обращение к противникам ремизовской прозы со всей очевидностью инспирировано двумя «аполлоновскими» статьями М. Кузмина.
886
Блок А. Собр. соч.: В 8 т. Т. 5. М.; Л., 1962. С. 408.
К этому времени и у самого Ремизова сложилось вполне скептическое отношение к представленному на страницах журнала литературно-художественному направлению. «В Петербурге „Аполлон“ пока все занимает, — сообщал он Щеголеву 9 февраля, — критику ведет Кузмин, завелся там кляризм. Кляризм и больше знать ничего не хотят. Пока вышедшие №№ не важны» [887] . Впоследствии Ремизов более определенно выскажется о принципиальной враждебности собственной прозы и нового эстетического курса:
887
РО ИРЛИ. Ф. 627. Оп. 4. Ед. хр. 1479–1610. Л. 140–140 об.
Свое несомненное в незыблемость и единственность образцов русской классической книжной речи, увенчанной Пушкиным, Кузмин выразил и объявил как манифест «О прекрасной ясности». Это был всеобщий голос и отклик от Брюсова и Сологуба. Мне читать было жутко [888] .
Полемика Блока с Кузминым по поводу литературного творчества Ремизова, возникшая как раз накануне выступления писателя в «Аполлоне», могла только усилить антисимволистские настроения редакции журнала. Отправляясь на чтение в Академию поэтов, автор «Неуемного бубна» все же возлагал известные надежды на редактора журнала Маковского: «Если бы все знал Сергей Константинович, ведь я ему обязан изданием „Пруда“ [889] , — сокрушался post factum Ремизов в „Петербургском буераке“, — как я верил, и на этот раз он меня выручит, меня нигде не печатают, а „Аполлон“ меня реабилитирует…» [890] . Между тем блоковская статья в известном смысле инспирировала еще одну конфликтную ситуацию — на этот раз внутри «Аполлона». Идейно-эстетическая программа журнала стала предметом серьезных дискуссий между Вяч. Ивановым, Е. А. Зноско-Боровским и С. К. Маковским. Одним из объектов начавшегося спора оказался Ремизов. Главный редактор «Аполлона», очевидно, желая сохранить мирные отношения с сотрудниками журнала, фактически встал «над схваткой»: «…Я протестую, — писал Маковский Вяч. Иванову 2 февраля, — против всякого доктринерства, в особенности коллективного. Или Кузмин или Ремизов… На каком основании? Уверяю Вас, мне дорог и тот и другой <…> Ремизову до сей поры редакция не отказала в помещении ни одного предложенного произведения. Почему Вы как бы вступаетесь за него?» [891]
888
Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 10. С. 246.
889
Свидетельство усилий С. К. Маковского по публикации романа «Пруд» в организованном им издательстве «Содружество» сохранилось в письме к писателю от 24 августа 1906 г.: «Милостивый Государь Алексей Михайлович! Ваше письмо, после довольно длинного путешествия по Европе, настигло меня в Нью-Йорке, только сегодня… Вы видите из этого, что я не отвечал Вам до сей поры не по своей вине. Относительно Вашего предложения напечатать „Пруд“ под фирмой „Содружества“, к сожалению, я ничего не могу сказать Вам, кроме того, что я лично принадлежа к числу искренних поклонников Вашего творчества, считал бы в высшей степени приобретением для издательства выпуск Вашей книги. Но в настоящее время я ничего не знаю ни о средствах „Содружества“, ни о дальнейших планах его членов. Что же касается значения „Пруда“ для „большой публики“, то я с Вами не согласен. „Пруд“, конечно, не для „большой публики“, и в этом его великое достоинство, особенно в наше варварское время… Уважающий Вас Сергей Маковский» (РО ИРЛИ. P. III. Оп. 2. Ед. хр. 1635). В 1908 году «Пруд» был отпечатан в книгоиздательском товариществе С. Н. Тройницкого, М. Н. Бурнашева и А. А. Трубникова «Сириус», очевидно, не без поддержки Маковского. Ср.: «„Копытчик“ — С. К. Маковский и с ним „кавалергарды“ С. Н. Тройницкий, А. А. Трубников, М. Н. Бурнашев и пятый Н. Н. Врангель основали издательство Сириус и типографию» (Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 10. С. 228). Ремизов при каждом удобном случае благодарно вспоминал участие Маковского в выходе его первого романа отдельной книгой. Так, в письме от 1 января 1922 г., отправленном из Берлина в Прагу, он в первых строках писал: «Дорогой Сергей Константинович. Помню всегда Ваши письма голубые. Это в те годы, когда Пруд издавался» (РО ИРЛИ. Ф. 256. Оп. 3. Ед. хр. 6). По версии А. М. Грачевой, Ремизов не простил Маковскому истории с отклонением «Неуемного бубна», придав герою повести «Плачужная канава» Пылинину узнаваемые черты Маковского. При этом самыми зловещими пороками этого персонажа называются абсолютная необязательность и безответственность за данные обещания (Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 10. С. 472). Из истории с «Аполлоном», очевидно, вытекает и прозвище Маковского — «копытчик», т. е. бес.
890
Там же. С. 195.
891
Переписка В. И. Иванова с С. К. Маковским / Подгот. текста Н. А. Богомолова и С. С. Гречишкина, вступ. ст. Н. А. Богомолова, коммент. Н. А. Богомолова и О. А. Кузнецовой // Новое литературное обозрение. 1994. № 10. С. 143.
По всей вероятности, именно позиция Кузмина стала решающей в вопросе о публикации «Неуемного бубна» [892] . Свои аргументы он изложил в печатной рецензии на выход повести в «Альманахе для всех» (апрель 1910). Признавая «Неуемный бубен» «наиболее ярким и едким» «из всего, что дал нам А. Ремизов», критик вместе с тем утверждал, что «кошмарно-мифические» образы повести лишают ее «должной убедительности»; повествование перегружено деталями и эпизодами, повторением «некоторых излюбленных автором приемов»; оттого он не может «достаточно похвалить изобразительную яркость языка» и признать в ней «отсутствие той внешней хаотичности, которая испортила „Пруд“» [893] .
892
Сохранившаяся переписка Ремизова и Кузмина свидетельствует об относительной стабильности их эпистолярного общения в 1906–1909 годах. Показательно, что в течение 1910 года обмен письмами не осуществлялся.
893
Кузмин М. Альманах для всех. Кн. 1. Изд. «Новый Журнал для всех». 1910 // Аполлон. 1910. № 7. С. [43].