Шрифт:
Отказ в «Аполлоне» глубоко задел писательское честолюбие Ремизова, о чем свидетельствуют его размышления в очерке 1937 года «Дар Пушкина»: «…вошедшая в обиход „ясность“, ничего не открывает: „ясность“, как и „темнота“, — определения, и всегда приводятся потом литературными оценщиками по своему глазу и слуху…» [894] В очерке, посвященном памяти Кузмина (1949), Ремизов вернется к конфликту с «Аполлоном», чтобы еще раз указать на собственную инородность эстетической программе журнала:
894
Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 7. С. 252.
Все моё не только не подходило к «прекрасной ясности», а нагло пёрло, разрушая до основания чуждую русскому ладу «легкость» и «бабочность» для них незыблемого «пушкинизма». Они были послушны данной «языковой материи», только разрабатывая и ничего не начиная [895] .
Дополнительные обертоны в ремизовские отношения с «Аполлоном» вносит фрагмент воспоминаний М. Пришвина. В дневнике 1927 года он записал:
Большой хитрец и потешник Ремизов, прочитав мой рассказ «Гусек», приготовленный для детского журнала «Родник», сказал мне: «Вы сами не знаете, что написали». Он устроил из моего рассказа свою очередную потеху, прочитав его среди рафинированных словесников Аполлона. Его интриговало провести земляной, мужицкий рассказ в «сенаторскую» среду (так он сам говорил). И он был счастлив, когда рассказ там пришелся по вкусу и его напечатали: получился «букет» [896] .
895
Там же. Т. 10. С. 249.
896
Пришвин М. М. Дневники: 1926–1927. Кн. 5. М., 2003. С. 211. Рассказ «Гусек» появился на страницах журнала «Аполлон» летом 1910 года (№ 7. С. 32–37) под названием «У горелого пня».
Несомненно, для Ремизова факт публикации протежируемого им Пришвина в журнале, буквально несколько месяцев до этого отвергнувшем повесть «Неуемный бубен», был своего рода реваншем — победой над мнимой «ясностью» «литературных оценщиков».
Е. Обатнина (Санкт-Петербург)Топоним «Гринок» в цикле М. А. Кузмина «Форель разбивает лед»
Стихотворный цикл «Форель разбивает лед», вошедший в последнюю книгу МЛ. Кузмина 1929 года и давший ей заглавие, — признанный шедевр поэта.
По словам биографов, «более всего этот сборник и первый цикл известны тем, что оказали весьма значительное влияние на одну из наиболее принципиальных для XX века русских поэм — „Поэму без Героя“ А. А. Ахматовой» [897] . Однако, продолжают биографы, «не только в этом состоит значение последней книги стихов Кузмина. На наш взгляд, она в наибольшей степени продемонстрировала те возможности, которые таит в себе выработанный Кузминым в двадцатые годы метод обращения с предметами, идеями, событиями, попадающими в поэзию» [898] . Действительно, «основная идея, которую Кузмин хотел вложить в цикл: единство всего органического и духовного мира, от самых глубинных человеческих представлений до самого обыденного и кажущегося пустячным, оказывается предопределено любовью, благословляющей человеческое бытие. Но эта идея растворяется в запутанном клубке сложных ассоциаций, предопределенных сугубо личностным восприятием мира» [899] .
897
Богомолов Н., Малмстад Дж. Михаил Кузмин: Искусство, жизнь, эпоха. СПб., 2007. С. 456.
898
Там же. С. 458.
899
Там же. С. 461.
Иными словами, цикл «Форель разбивает лед», с одной стороны, замечательное произведение, пронизанное «основной идеей», а с другой, он — источник аллюзий Ахматовой — сам представляет собой «запутанный клубок» аллюзий, в том числе литературных.
Образцом обнаружения такого рода «отрывков из прочитанных романов» [900] можно считать работу Н. А. Богомолова о романе Г. Майринка «Ангел Западного окна», повлиявшем на «становление» цикла «Форель разбивает лед» [901] . Исследователь указал (среди прочих перекличек) на значимость майринковского текста для толкования одного из самых важных символических лейтмотивов цикла Кузмина — зеленого цвета:
900
Кузмин М. А. Форель разбивает лед // Кузмин М. Л. Стихотворения / Вступ. ст., сост., подгот. текста, примеч. Н. А. Богомолова. СПб., 2000. («Новая Библиотека поэта».) С. 546. Ср. заглавие статьи: Богомолов Н. А. «Отрывки из прочитанных романов» // Новое литературное обозрение. 1993. № 3.
901
Богомолов Н. А. Русская литература начала XX века и оккультизм: Исследования и материалы. М., 1999. С. 172–182.
«Зеленый край», «Зеленая земля», таким образом, становятся не конкретным географическим указанием, а обозначением страны по ту сторону человеческого сознания, в каком-то ином измерении, которое может открыться лишь в результате волшебного превращения, путь же к нему способны проложить или трансмутации, или медиумическое, сомнамбулическое сознание [902] .
В ряду образов, причастных символике зеленого цвета и тем самым переводящих повествование из плана обыденности в «страну по ту сторону человеческого сознания», следует рассматривать топоним «Гринок». Рассмотрение этого топонима становится возможным постольку, поскольку открывает новый «отрывок из прочитанных романов», необходимый для интерпретации стихотворного цикла Кузмина.
902
Там же. С. 176.
Гринок упомянут в цикле три раза.
1. В «Пятом ударе» из Гринока приходят письма возлюбленного, исполненные нежности к женщине — сопернице лирического героя, и топоним символизирует разлуку/смерть, «зеленую страну», где «мирные пейзажи» становятся «ареной катастроф».
Я даже не особенно ждал писем И вздрогнул, увидавши штемпель: «Гринок». — Мы этот май проводим как в бреду, Безумствует шиповник, море сине И Эллинор прекрасней, чем всегда! Прости, мой друг, но если бы ты видел, Как поутру она в цветник выходит В голубовато-серой амазонке, — Ты понял бы, что страсть — сильнее воли. — Так вот она — зеленая страна! — Кто выдумал, что мирные пейзажи Не могут быть ареной катастроф?2. Аналогично — в «Восьмом ударе», когда возлюбленный опять удаляется в Гринок и оттуда снова делится тем, что «счастлив, прямо, просто — счастлив», счастлив с Эллинор.
Поцеловал меня и быстро вышел, Внизу машина уж давно пыхтела. Дней через пять я получил письмо, Стоял все тот же странный штемпель: «Гринок». — Я все хотел тебе писать, но знаешь, Забывчивость простительна при счастье, А счастье для меня то — Эллинор, Как роза — роза и окно — окно. Ведь, надобно признаться, было б глупо Упрямо утверждать, что за словами Скрывается какой-то «высший смысл». Итак, я — счастлив, прямо, просто — счастлив. — Приходят письма к нам на пятый день.