— Эй, кто там! — гаркнул в тесные переходы терема.

На зов тотчас повыскакивали мамки, захлопотали вокруг обеспамятовавшей княгини. Устроив её подле окна на лавке, Мстислав кликнул дворского:

— Вели закладывать! Сей же час едем!

Терем забегал, засуетился. Сновали туда-сюда холопки, покрикивала ключница, конюхи выводили коней, няньки собирали орущего благим матом младенца Всеволода.

Христина то ли от свежего воздуха, то ли благодаря заботам мамок пришла в себя, обрядилась в нарядный летник и, ведомая под руки мужем и своей мамушкой, шведкой Сигне, медленно спустилась по высокому крыльцу к возку.

Уже когда устроилась поудобнее в его мягком чреве, и рядом уселась мамушка Сигне, и Мстислав уже вскочил в седло, чтобы скакать рядом с возком жены, Христина забеспокоилась, с усилием выпрямляясь.

— Велга? Велга где?

Велга была любимая холопка, которую подарил ей Мстислав вскоре по приезде в Новгород. Была она из чуди [6] , светловолосая, голубоглазая, невероятно застенчивая и послушная. Христине она напоминала служанок из дома отца. И, кроме того, её наречие чем-то неуловимо напоминало Швецию. Велге Христина доверяла своего сына. Но сейчас вместо неё в возок забралась её подруга, Весняна, держа на руках маленького Всеволода.

— Где Велга? — закапризничала Христина. — Сыщите! Немедля!

То, что девушка не могла сама куда-то пропасть, просто не приходило в голову. Велга была сама кротость.

— Сыщут, — пообещал Мстислав и кивнул ключнице, провожавшей княжеский поезд: — Сыскать Велгу и на Городище доставить немедля!.. Трогай!

В распахнутые ворота выскочили верховые дружинники, спеша расчистить дорогу княжьему поезду. За ними тронулся возок княгини, подле которого скакал Мстислав. Христина, опираясь на руку Сигне, то и дело высовывалась из возка, надеясь увидеть, как спешит отставшая от хозяйки Велга, но так её и не дождалась.

Велга была далеко не так послушна, как привыкла думать княгиня. Тяжела холопья доля, даже если служишь княгине и пользуешься её милостью. Утром вскакивай до зари, бегай туда-сюда с поручениями, ввечеру только лишь выдастся свободная минутка, когда можно поболтать с подружками да помечтать. Чудинка, не имевшая родни, Велга сторонилась людей. Близких подруг у неё не завелось — те, что были, прислуживали той же Христине, — ас парнями не научилась вести себя вольно. Правда, был один — паренёк с Щитного переулка. Жил он у боярина Аникея Путятича, служил конюхом. Ни о чём они толком и переговорить не успели — видались всего раза три-четыре, когда Велгу Христина посылала куда-нибудь с поручением. Тогда девушка со всех ног, исполнив дело, спешила в Щитный переулок и ждала, выйдет ли милый. Пару раз и он подходил к Ярославову дворищу, но часто видеться не доводилось — не каждого подпустят к княжеским палатам. А теперь, когда княгиня собиралась уехать на Городище, им и вовсе уж не придётся быть вместе.

Потому Велга и улучила миг, чтобы выскользнуть со двора, чтобы мельком глянуть на своего Прошку да проститься с ним. Мстислав Владимирич не часто наезжал в Новгород, Христина сопровождала мужа редко, так что Велга не сомневалась, что расстаётся с Прошкой навсегда.

Так и получилось, что оказалась она в Щитном переулке в ту пору, когда бухал на малой церковке набат, а жадный огонь лизал складские клети и уже перекинулся на близстоящие усадьбы. Хоромы Аникея находились в опасном соседстве — двое его соседей были охвачены огнём, над домом боярина в клубах дыма метались искры, и вот уже занялась крытая соломой кровля птичника.

— Огонь! Огонь тушите! — орал боярин, суетясь на красном крыльце.

— Солому заливай!

Но в колодце, тщетно ждавшем сперва зимнего талого снега, а потом весенних дождей, воды было мало. Холопы с вёдрами и ушатами побежали к Волхову. Вслед им загрохотала по деревянным плашкам мостовой подвода, на которой подпрыгивала порожняя бочка. Оставшиеся на дворе холопы, боярские дети да вольные слуги принялись сметать с крыши горящую солому. Она разлеталась клочьями, и вот рядом с птичником заполыхала конюшня. У соседей пожар уже пожирал сам терем. Там бросили тушить пламя и спасали добро.

— Коней выводи!

Ворота были распахнуты настежь, оцепеневшая от неожиданности и испуга Велга увидела, как с усилием разомкнули створы дверей и конюхи бросились выводить храпящих, рвущихся лошадей. Мелькнул Прошка — вот вывел сивого жеребца, пустил его на двор и метнулся в конюшню снова.

Если бы парень бросил хоть один взгляд на ворота, он бы заметил Велгу, застывшую там, как столб, и не оставил коня просто так. Напуганный дымом шумом и языками пламени — горели две соседние усадьбы, и огонь поднимался по заборам, — жеребец взвился на дыбы и, подхлёстнутый испуганным воплем боярина, шарахнулся в распахнутые ворота, увлекая за собой ещё нескольких коней.

— Держи! держи! — Аникей Путятич кубарем скатился с крыльца и бросился ловить сивого.

Тот мчался прямо на Велгу, девушка с визгом шарахнулась прочь. Жеребец прогрохотал мимо, выскочил на улицу и заметался, ибо и на другой стороне занимался огнём чей-то терем. Суматоху увеличили выпущенные кем-то из соседей свиньи.

Было страшно. От криков людей, ржания коней и визга свиней, треска горящих брёвен, неровно бухающего набата. Колокол гудел как-то странно — звонарь словно больше думал о том, успеет ли убежать с колокольни, когда пожар доберётся до церковки. Потом он вовсе замолчал — занялась соседняя с церковью усадьба, и звонарь удрал к своему маленькому домику.