— Иди в Киев, князь, — подал голос третий боярин.

Давид Всеславьич оглянулся на оконце. Снаружи гудел полоцкий люд. Снаружи был его Полоцк, город отца и деда, город прадеда, где прабабка Рогнеда приняла позор от Владимира Святославича. Какой позор придётся претерпеть её правнуку?

— Выйди, скажи своё слово, князь, — нарушил молчание Никифор. Давид Всеславьич вздохнул. Как править землёй, которая не хочет видеть его князем? Однажды Полоцк уже выгнал его. Гонит и сейчас, откупаясь его головой за свои беды. Он знал, что согласится, но хотел оттянуть этот миг. Пока он в этой палате, он — князь Полоцка.

Сын Брячислав встретился глазами с отцом.

— Мы должны довериться Мономашичу, — сказал он. — Мстислав Киевский нам родня. Ты помнишь, как обошёлся со мной Изяслав Мстиславич. Ему я верю.

Решение сына перевесило чашу весов, но горечь и недоброе предчувствие остались. Давид Всеславьич медленно вышел на крыльцо...

Будучи старшим в роду, полоцкий князь мог приказать остальным сыновьям и внукам Всеслава Чародея, и потому вскоре все князья снялись с места и пустились в путь навстречу полкам Мстислава Киевского, взяв с собой только небольшие дружины ради достоинства. Верный Михрюта в этом походе был подле Брячислава Давидича.

Давно не собирались вместе все князья Всеславова дома. Младшие, Святослав и Ростислав, вопросительно косились на старшего Давида. Его осиротевшие сыновцы, дети Рогволода, Романа, Бориса и Глеба, смотрели волками. Они боялись, что при дележе уделов их обойдут. Ведь делить будет явно Мстислав Владимирич, а он ни за что не согласится вернуть им Минск. В иное время они бы вцепились друг другу в глотки, но сейчас их связала судьба одной верёвочкой, и Всеславьичам не оставалось ничего другого, кроме как принять свою судьбу.

Все встретились недалеко от Березины — передовые полки киян и полоцкие князья. Сперва полочан заметили дозорные, разъезжавшие во все стороны. Они доложили Изяславу и Вячеславу Туровскому, и когда князья съехались, кияне их уже ждали.

Брячислав Давидич был возле отца в первом ряду князей — как-никак Давид Всеславьич оказался старшим в роду. Из дружинников только Михрюта оказался подле него. Сотник озирался по сторонам, словно окружённый гончими волк.

— Ты чего? — окликнул его Брячислав. — Кого боишься?

— Не любо мне, княже, тут, — сквозь зубы ответил Михрюта. — Вона их сколько. И все зверями смотрят. Обложили — чисто волки! Ну да и мы не лыком шиты!

— Ты почто это? — нахмурился молодой князь. — Мы мириться с ними приехали! Куда меч из ножен тянешь?

Михрюте показалось, что княжеские дружинники обоих князей что-то слишком близко придвинулись к полочанам и даже вроде оттирают их от собственной охраны. Он выдвинулся с конём вперёд, загораживая молодого князя, и наполовину обнажил меч. Киевские дружинники зашевелились, подтягиваясь.

— Это что такое? — раздался громкий голос Вячеслава Владимирича — хоть и любил Мстислав сына, но, зная его вспыльчивый свободолюбивый нрав, главное поведал именно брату, как более старшему и опытному, и Ольбегу Ратиборычу, готовому исполнить любой княжий наказ без споров.

— Почто за меч хватаешься? — напустился Вячеслав на Михрюту. — Мы-то мнили, братья-князья, вы с миром приехали, а ваши люди вона как?

— Взять их! — не выдержал Ратиборыч.

— Что творишь, князь-брат? — успел выкрикнуть Давид Всеславьич. — Мы же мира ради приехали!

— Вот и будет мир.

Киевских дружинников и впрямь оказалось слишком много. Поняв, что дело нечисто, полоцкие ратники схватились за оружие. Со всех сторон застучали мечи о щиты. Кто-то уже упал с коня.

Михрюта, зло оскалившись, крутился в седле, отбиваясь от двух врагов разом. Ему почти удалось прорваться сквозь их строй, он слышал крик Брячислава: «Скачи в Изяславль, Михрюта! Скачи!» Он уже увидел впереди просвет и пригнулся к гриве коня, но тут в спину ударило копьё, и свет померк.

Полоцкие князья не ожидали нападения, и лишь немногие смогли оказать сопротивление. Их сминали числом, выбивали оружие из рук и стаскивали с коней, чтобы тут же закрутить руки за спину и связать. Кого-то из князей уже связали, а кого-то ещё тащили наземь, ещё не все полоцкие дружинники легли мёртвыми, а от обоза уже спешили кузнецы, чтобы поковать пленных князей в железа.

Стряхнув с себя державших его людей, уже закованный, Давид Всеславьич вскинул запястья, зазвенев цепями.

— Зришь ли сие? — выкрикнул он подъехавшему Вячеславу Туровскому. — Господь тебе отомстит за нас! Попомнишь клятвопреступление!