Шрифт:
– Ага, спасибо, - произнес Жак, и Юра направился к опьяневшей толпе.
Веселье продолжалось. Через несколько минут к нам подошла Аня, и они вместе с Жаком начали спорить о каких-то глупостях очень громко и оживленно. Я успевала только смеяться над каждой их репликой. Потом все откуда-то достали напольную игру твистер и несколько моделей вступили в бой за гибкость с Юрой, который, стоит сказать, будучи совершенно неигроспособным к двум часам ночи, все же победил.
Шутка за шуткой, игра за игрой, бокал за бокалом, я захотела спать. Веки лениво накрывали глаза, а в полутьме мне виделись белые прыгающие огоньки.
– Жак, я хочу спать, - лениво пробормотала я, потирая закрывающиеся глаза, - я, наверное, пойду.
– Давай, провожу тебя до комнаты.
Мы встали из-за стола и побрели вверх по лестнице. Я слегка оступилась на ней то ли от сонливости, то ли от алкоголя. Но Жак придержал меня за талию и нежно произнес над самым ухом: «Аккуратно».
Мои щеки начали пылать, и я незаметно для себя, вспомнила, что этой ночью мне придется делить с ним комнату. Ноги начали двигаться быстрее, и я на несколько ступеней опередила Жака, так, будто мне хотелось убежать.
В коридоре второго этажа был погашен свет, отчего я немного замедлилась. Меня с детства пугала темнота. Я вспоминала, как часто пряталась под одеялом от неизвестных мне монстров и с опаской заглядывала под кровать. Как не любила сама гасить свет, и как, просыпаясь по ночам, звала маму.
– Ты боишься темноты? – спросил Жак, заметив, что я стала идти чуть ли не прижимаясь к нему.
– Нет, просто немного неприятно. Идешь и не видишь своих ног, будто у земли нет дна.
– Так значит, ты боишься наступить на акулу.
– Ха-ха.
Дойдя до конца коридора, Жак открыл крайнюю правую дверь, и мне в лицо ударил желтоватый тусклый свет напольного ночника у стенки рядом с окном, занавешенного ажурными белыми шторами. Комната напоминала обыкновенную деревенскую спальню. Большой старый комод и двуспальная кровать, высокий ночник и огромное двухдверное окно.
– Я поставил твою сумку на пол с той стороны, - Жак указал мне в сторону окна.
– Да, спасибо.
– Ладно, я пойду, - он нежно поцеловал меня в макушку и собирался выйти, но мои руки не думая схватились за край его рубашки.
Так вот что означает сначала сделать, а потом подумать. Я, видимо, даже не осознавала, что невольно заставляю Жака остаться. Он перевел на меня удивленный взгляд с нахмуренными бровями, а я тем временем уже не так сильно держалась за его рубашку. Ноги нервно начинали перетаптываться с места на место, а глаза бегали из стороны в сторону, не зная, куда все-таки себя деть.
Наши глаза встретились и в свете ночной лампы его казались просто прекрасным. Он развернулся ко мне всем телом и подошел чуть ближе, захлопывая за собой старую деревянную скрипящую дверь.
– Прости, я просто… не хотела, чтобы ты уходил, - неловко сказала я.
– Глупышка, почему просто не сказать: «я хочу, чтобы ты остался»?
– Ты не знаешь, каково это говорить такие слова любимому человеку.
– А ты не знаешь, каково это уходить отсюда, так и не услышав: «останься».
– Но ты ведь не ушел.
Жак ласково улыбнулся и прошел к окну. Он несколько секунд вглядывался в ночное небо звезд, тучи на котором уже развеялись, а потом сел на широкий подоконник под ним.
– А, точно, - вспомнила я.
– Твой подарок, я так и не отдала его.
Я подбежала к своей сумке и достала оттуда красивый сверток, в котором лежала шкатулка. Жак медленно раскрыл упаковку, стараясь не порвать ее ни в одном уголке.
– Это шкатулка, - тихо произнесла я.
Он легонько улыбнулся и, опустив маленькую щеколду, раскрыл деревянную коробочку. Комната с бревенчатыми стенами наполнилась красивыми звуками, издававшимися маленьким железным механизмом, который тихонько, лишь время от времени поскрипывал, словно деревянная половица.
– Красивая музыка, - не отрывая взгляда от шкатулки, произнес Жак, - мне нравится, она грустная.
– Я подумала, что она похожа на тебя.
– Чем? – он поднял на меня свои глаза, и я тут же засомневалась в своих мыслях.
– Она красивая снаружи, но… Внутри ей грустно, - ноги подвели меня ближе к Жаку, внимательно слушавшему, что я говорю под звуки шкатулки, - она слегка запылившиаяся, и ее, наверное, уже много лет никто не слушал. Но все-таки она очень красивая. Тебе ведь нравится?