Шрифт:
И показалось Сергею Левчишину, что никому уже отсюда не уйти.
Он не был трусом. И потому хотел подороже продать свою жизнь. Залег на обочине, дослал патрон в ствол и открыл ответный огонь. Это был его первый бой.
– База! База! Попали в засаду! Помогите хоть чем-нибудь!– рвал радиоэфир радист. А потом он закричал.
– Суки!– Кричал он.- Они говорят, что помочь не могут! Приказывают держаться!
– Бросив рацию радист схватился за автомат и тут же упал, захлёбываясь кровью.
– Вперед!– прохрипел прапорщик Шестаков. И упал от грохнувшего почти рядом разрыва мины…
Командование принял сержант Игорь Николаенко.
«Ничего! Мы вас ещё в рот..!»
Колонна отстреливалась отчаянно и обречённо: «Погибаю, но не сдаюсь!»
Но моджахеды из-за камней поливали и поливали огнём. Прицельно и точно выбивал огневые точки снайпер.
И солдаты метались по дороге, словно попавшие в западню звери, не понимая, где выход. Раненные искали укрытия за камнями и гибли под пулями и градом осколков.
А вокруг вздымалась от взрывов земля, разбрасывая горячие осколки. Пули рикошетили от камней, осыпая каменной крошкой мокрые от пота лица.
Стоны, чёрный удушливый дым и смрад висели над дорогой. Из потаенных площадок, в каменных нишах, гулко били пулеметы, не давая поднять головы.
Уже подожгли последнюю БМП Толи Кузнецова. Перестал огрызаться автомат Володьки Перфильева.
Некоторые из духов уже приблизились на расстояние броска гранаты. Рвануло несколько взрывов.
Стрельба не прекращалась, от гулкого эха закладывало уши. Если бы горы могли плакать, то слёзы затопили бы склоны.
Гранатомет ударил сверху слева, темная трасса с красным комочком ткнулась в валун за спиной. Сознание Левчишина померкло. Последнее, что он почувствовал, это горьковатый, резкий запах тротила, который ударил в нос.
Бой был не слишком долгим, но кровавым и беспощадно жестоким. Духи не особо спешили. Они были уверены, что помощь не придёт.
Левчишин пришёл в себя от кислого запаха пороха и гари. Рот забился каменной крошкой с соленым привкусом крови. Он слышал звуки затихающего боя.
Раздавались редкие выстрелы и автоматные очереди, которыми добивали раненых. Рикошетили от камней пули, слышались стоны раненых.
С хищным треском догорала подбитая техника, заволакивая теснину черным дымом, а он краешком уходящего сознания понимал, что это всё. Конец!
В душе у Левчишина была только одна захлестывающая душу тоска. «Будь проклят весь этот гребаный Афган и интернациональный долг... »
Моджахеды подошли к нему. Сергей встал.
Коротко посовещавшись один из моджахедов, сказал:
– Хамрох берим! Пойдешь с нами!
И нагрузив собранным на месте боя оружием, его увели с собой.
* * *
К Левчишину подошёл невысокий смуглый парень. Это Носиржон Рустамов. Выдохнул.
– Всё бля! Не могу больше. Ноги уже как у лошади все в порезах от соломы. Давай перекурим.
Левчишин крикнул:
– Абдурахмон, объявляй перекур! На ударников капиталистического труда мы не подписывались!
Николай Шевченко, которого звали Абдурахмон согласно кивнул головой, достал из кармана пачку сигарет.
Носиржон закурил, лёг на спину, блаженно вытянув натруженные ноги.
Он родился в селении Яйпан, расположенного в Ферганской долине.
В школу почти не ходил и не читал никаких книг, кроме Корана. Отец говорил ему, что это единственная книга, достойная внимания правоверного. Текст Корана был передан пророку Мухаммеду самим Аллахом.
После учебки он оказался в Афганистане. Попал в плен уже на восьмой день. Произошло это так.
Хмурым зимним утром разведчики получили информацию о том, что в кишлаке Чорду скрываются раненые моджахеды. Взвод во главе с лейтенантом и переводчиком выехал для их поимки.
Бронетранспортер сошел с дороги и затормозил на окраине кишлака. Кое–где стелился над саманными крышами дымок, под навесом сельской мечети сидели старики в белых чалмах.
Бойцы, на ходу выпрыгивая из бронемашин, взяли кишлак в кольцо. От страха начали стрелять верблюдов, ослов. Животные разбегались, падали на землю глухо звеня медными бубенцами.
В кишлаке оказались только старики женщины и дети, мужчин не было. Лейтенант приказал вытащить всех взрослых на улицу, чтобы у них узнать, где мужчины. Так и сделали, вытащили стариков, построили, потом через переводчика лейтенант спросил: