Шрифт:
Underneath your clothes
There's an endless story
There's the man I chose
There's my territory
Она сначала просто улыбнулась словам, но внезапно план оформился, и она, подняв голову, посмотрела прямо в его лицо. Смотрела до тех пор, пока он не встретился с ней глазами. Тогда она сняла руку с его плеча и положила ему на грудь, прошептав губами слова припева:
— Под твоей одеждой… мужчина, которого я выбрала! Это моя территория!
Сначала он усмехнулся, отведя взгляд в сторону, но когда она повторила припев, глядя ему прямо в глаза, давая понять, что не просто подпевает песне, а говорит эти слова ему:
— Underneath your clothes… there's the man I chose, there's my territory!
Улыбка сошла с его лица и он сжал ее под своими пальцы:
— Yours, (Твоя) — подтвердил он зло. — I'm yours. And underneath your clothes… is it my territory? (Я твой. А под твоей одеждой… моя территория?)
— Yes!
Он ничего не ответил, только еще сильнее сжал пальцы рук, которые и без того впивались в нее.
Как они высидели еще минут сорок, прежде чем уехать домой на такси, ни один из них не смог бы сказать. Что происходило в эти сорок минут, что говорили им, что они отвечали, о чем шутили — ничего из этого не осталось в памяти. Была только мысль быстрее попасть домой, потому что напряжение между ними становилось невыносимее с каждой минутой.
Едва он повернул замок в двери, как резко дернул ее на себя. Пришпилил к стене:
— Is it my territory?
— Yes!
Ноздри раздувались от тяжелого дыхания, зубы обнажились в оскале, все лицо напряглось, как будто он собирался убить ее.
— Is it? — прорычал он, сдирая ногтями блузку с ее плеча, оставляя красные полосы на ее коже.
— Yes!
Она куснула его за мочку уха, распаляясь все больше и больше.
— Is it? — вынимая одну грудь из лифчика и впиваясь в сосок, и тут же проводя языком вдоль груди, шее, вверх к губам.
Она слышала треск материи, но ее было все равно:
— Yes! — прорычала она в ответ, с силой втягивая в себя воздух, глядя ему прямо в глаза.
— Is it? — задирая ее длинную юбку.
— Yes! — выгибаясь навстречу ему.
— Is it mine? — его пальцы уже разрывали ее трусики.
— Yes! — простонала она ожидая его вторжения.
— Mine! — простонал он, резким толчком заполняя ее всю.
— Yes!
Он царапал ее отросшей за день щетиной, втягивал кожу, оставляя красные пятна на плечах, груди, сжимал ее спину пальцами так сильно, что ногти больно впивались в ее кожу, врезался в нее так, как будто хотел то ли излить на нее всю свою боль и обиду, то ли оставить на каждой частичке ее тела свое клеймо. А она поддавалась, каждому его движению, каждому удару бедер, обнимая его ногами за талию, цепляясь за плечи, прижимаясь так, словно хотела никогда не разъединяться с ним! С мужчиной, которого она выбрала! С мужчиной, который был ее территорией!
Он опустился вместе с ней прямо на пол, вытянув длинные ноги в голубых джинсах поперек коридора. Она смотрела, как он устало откинулся на стену, закрыв глаза и переводя дыхание. Всматривалась в его лицо, сейчас такое спокойное. Провела пальцами по щетине на левой щеке, он тут же открыл глаза.
— Никогда не смей мне не верить, — сказала она отчетливо.
Он улыбнулся своей ошеломляющей улыбкой и, притянув ее к себе, прижался губами к ее губам.
Он верил и доверял, но… Ревность! Она жгла его изнутри едким пламенем, затуманивая разум. Иногда ей было смешно, зачастую глупо и нелепо, в основном это ее бесило, порой она вообще жалела, что тогда попала под влияние песни и помирилась с ним. Вот разбежались бы, вот тогда посмотрели бы, кому было бы хуже!
Он превратил несколько месяцев ее жизни в ад, ревнуя даже к Косте, что было вообще полной глупостью. Она бесилась и, приходя домой, орала на него, обвиняя в идиотизме, он молча выслушивал, но ничего не мог с собой поделать. Ревность продолжала превращать здравомыслящего человека в полного тупицу. Она пыталась не обращать внимания, потом объяснять все ситуации, предупреждать, не давать повода, снова игнорировать и снова разговаривать по-хорошему. Все было бесполезно. Ее это злило, выводило из себя, заставляло сомневаться в себе, в нем, в них. Но лучшее лекарство от болезни «Ревность» только время. Прошло несколько месяцев и как больной не может сказать, в какой именно день он выздоровел окончательно, так и она не могла сказать, когда обнаружила, что ревности больше нет, что дышать стало легче. И это они преодолели вместе. С истериками, руганью, перемириями и новыми ссорами, они это пережили.
Как постепенно летняя жара и пыль сменились осенними дождями, слякотью и грязью, так постепенно их отношения стали глубже, стабильнее, надежнее. Дни становились все короче, зима уже дышала в лица, обдавая своим морозным дыханием. Наступили первые морозы, и выпавший первый снег покрывался все новыми и новыми слоями, укрепляя всех в мысли, что он здесь надолго — до весны.
Однажды в выходной Дэнька, как она привыкла его звать про себя, предложил сделать ей экскурсию по стройке:
— Ты же почти не выходишь из кабинета. Тебе надо посмотреть, где ты работаешь! А я заодно проверю свои бригады.
Он провел ее везде, в такие места, о которых она и не подозревала. Все-таки стройка это чудо, которое творит человек. На пустом месте практически из ничего вверх взмывают здания и постройки. Сколько умственного и физического труда на это уходит!
Показав все изнутри, он потянул ее наверх, на самую верхотуру. Она и не ожидала, что будет так не по себе. Все-таки жутковато наверху, и это несмотря на то, что он ее оставил на безопасной площадке, а сам поднялся еще дальше вверх, и там, на самом верху, объяснял что-то бригадирам. Она наблюдала за рабочими, поднимающими очередную балку, и ужасалась, как они могут работать так высоко, почти без страховки, еще и на морозе!