Дима схватил сестру за плечи.

– К какой операции? – до него стал доходить смысл услышанного.

– Отпустите немедленно!

Руку чуть выше локтя сжали.

– Я выведу вас сейчас, - голосок дрожащий, слабый. Охранник, твою мать. Да его самого охранять впору.

Дима разжал пальцы и отошел на шаг.

– Простите. Я… друг, - хорошее решение проблемы, ну, не братом же назваться, в конце концов.

– Друг значит, - девушка хмыкнула, - что ж вы допустили, чтобы произошло подобное? - она помолчала. – Я не имею права разглашать информацию. Вам нужно поговорить с ее врачом.

– И где мне его найти?

– А меня не надо искать.

Повернул голову и почувствовал, как по телу пробежала дрожь. Ненависть и ярость. Слепые, безудержные. С трудом заставил себя успокоиться.

– Екатерина Алексеевна, - выдавил из себя.

– Мы знакомы? – приподняла правую бровь. – Впрочем, неважно. Вы по поводу Бекетовой? Пройдемте.

Пошел следом. Смотрел ей в спину и не понимал, КАК он мог снова столкнуться с этой женщиной? Почему она до сих пор работает в этой больнице? По какому праву она продолжает калечить чьи-то жизни? Тогда, два гола назад, в результате ошибки, которую она допустила, что признала независимая экспертиза, Ксана лишилась возможности иметь детей. Воспаление, возникшее после неудачной операции, привело к необратимым последствиям.

– Вы ей кто? – Екатерина Алексеевна повернулась к Дмитрию.

– Имеет значение?

– Имеет, - она помедлила, - вы понимаете, что Женю изнасиловали?

Дима едва нашел в себе силы кивнуть.

– Я так поняла, вы ее… друг. Ну что ж… Значит вы должны знать, что она беременна.

Дима качнулся, чувствуя, как почва уходит из-под ног. Беременна?.. Но… Как тогда?..

– Я настаиваю на операции. Необходимо остановить кровотечение. Может быть, вы сможете ее убедить, – сталь в голосе, безапелляционная уверенность в своей правоте.

И вспышками всплыли почти те же слова «операция», «мы сделали все, что могли, но воспалительный процесс невозможно остановить, нам пришлось…» .

– Нет!

– Что? – Дима видел, как поднялись подведенные брови.

– Я помогу вам вспомнить, кто я, Екатерина Алексеевна. Фамилия Марков вам о чем-то говорит?

Женщина нахмурила лоб, словно припоминая что-то. С глухим стуком упал на пол карандаш, что она держала в руках. Лицо приобрело затравленное выражение, глаза забегали.

– Я вижу, что вы вспомнили. Не знаю, кто и что вам помог остаться здесь работать. Но я могу исправить положение.

После смерти Ксаны, Дима прекратил разбирательства с больницей, оставив на руках у главного врача результаты экспертизы, которые указывали на вину врача, проводившего его сестре операцию. Ушел, чтобы больше не возвращаться. И сейчас понимал, что пришло время закончить начатое. Он не мог допустить, чтобы Женя попала на стол к Кислициной.

– Мы сейчас находим другого врача, который проведет диагностику еще раз.

– Вы сомневаетесь в моем профессионализме?

– А как вы думаете?

Кислицина хмыкнула.

– Как хотите, но вам скажут то же самое.

– Посмотрим. Я хочу поговорить с заведующей отделения.

– Да, пожалуйста, - Кислицина дернулась. – Второй этаж, кабинет двести пятнадцать.

Дима развернулся и направился к лестнице.

Глава 23.

Утро началось с головной боли. Она стучала в висках, подобно сотням молоточков. Алексей с трудом открыл глаза и, едва приподняв голову, уронил ее на подушку. Тело ломило, во рту отвратительный привкус. Какого лешего, он опять напился? На прикроватном столике полупустая бутылка водки и рюмка. Не хватало только соленых огурцов и нарезки. Окинул взглядом комнату. Золотистые тисненые обои, на окне тяжелые портьеры лимонного цвета. Слева шкаф до потолка с зеркальными дверцами и комод, уставленный фарфоровыми фигурками - балерина в розовых пуантах, несколько собачек, мишка и слоники. Справа письменный стол с открытым ноутбуком. На заставке пара собачек с бантами. Откинул одеяло. К удивлению Алексея, спал он полностью одетым, только рубашка расстегнута на несколько пуговиц. С трудом заставил себя принять вертикальное положение. Голова закружилась и загудела, как потревоженный улей. Оперся рукой о спинку кровати, чтобы не упасть. На пол соскользнул кружевной пеньюар. Становилось все интересней. Память выдавала короткими вспышками несвязные картинки. Танцовщицы в клетках, подвешенных под потолком, сладковатый аромат травки, разлитый в воздухе, бокал с коньяком и терпкий вкус «Мартеля». Дальше провал. Кажется, он кому-то звонил, просил приехать. Вот только кому и зачем?.. Желая получить ответы, Алексей, пошатываясь, направился к двери, которая неожиданно распахнулась и на пороге возникла миловидная брюнетка с точеной, как у статуэтки, фигурой. Чуть раскосые зеленоватые глаза, пухлые губки, аккуратный носик, который она брезгливо сморщила, войдя в комнату.

– Проспался?

– Вроде да, - Алексей пожал плечами, силясь вспомнить, кто перед ним стоит. А стояли длинные стройные ножки в коротеньких джинсовых шортиках, едва прикрывавших ягодицы. Светло-голубая футболка с v-образным вырезом подчеркивала небольшую упругую грудь. Кровь прилила к паху почти мгновенно. Тело среагировало быстрее, чем разум, что девушка не преминула отметить. Изящно приподняв бровь, она выразительно посмотрела на Алексея и рассмеялась.

– Поражаюсь я вам, мужики. Когда вечером на все согласная девушка готова согреть постель, вы пускаетесь в пространные размышления о тяготах семейной жизни, а утром вспоминаете, что вам нужно от нее что-то еще, кроме разговоров.

Бекетов хмыкнул. Желание сменилось ощущением неловкости. Посвящать кого-то в подробности своей жизни Алексей не считал нужным. Даже Молчанов знал, что существует четкая граница, за которую друг никого не пускал. А тут… Алкоголь развязал язык. Вопрос в том, насколько?

Бекетов исподлобья посмотрел на девушку.

– Ладно, разговоры разговорами, Леш. Но иди-ка ты в душ. Я кофе сварила и заказала пиццу. С нашей последней встречи готовить так и не научилась.

Она его знает, а он ее… не помнит. Чудесно просто.