Град

Аннотация

«Один, а там второй и третий — года невзгод... Наверно, Бог нам посылает лихолетья, за грех какой-нибудь карая. Кто б только мог поведать — страшная какая беда приходит в каждый двор. Когда б чума была и мор, в гробу — ни голода, ни жажды. Но помнит каждый, как это было... Ливень, град... Земля обсохнуть не успела — мороз ударил, следом зной,— зерно в земле перегорело». Зима минула со снегами, весна с шумливыми дождями, и позолотою своей покрыло лето ширь полей. Под знойным солнцем зреет нива, и колос клонится, налит. С надеждой радостной, счастливой, крестьянин на него глядит. С улыбкой смотрит он вперед: хлеба — для сердца утешенье! И он, со вздохом облегченья рукой в мозолях крест кладет: «Кабы неделю было тихо, вот так же солнышко пекло, мы б одолели наше лихо, нам не было б так тяжело». И день-деньской крестьянин в поле. Он-то знает, что отдых не теперь — зимой; трудясь, ночей недосыпает... Еще петух не голосил, собачьего не слышно лая, — все на ногах... «А ты купил веревок, дегтя?..» — сна не зная, тревожится жена; забота большая на сердце одна: пред жатвой не забыть чего-то... В дом со двора бежит она и в кладовой поспешно шарит... «Женка, стой! — муж окликает, негодуя. — Да успокойся... Все найду я! Эй, Ване, хватит спать, лентяй! Заря взошла, уже светает. Пора скотину гнать. Вставай!» А сонный Ване лишь зевает. Но тут бычок, покинув хлев, при свете утреннем белесом парнишку сверху оглядев, ему уткнулся в шею носом. «Вставай! — из глубины двора кричит ему отец.— Пора!» Он гвоздь в телегу забивает, проверил ось, запряг вола. И где-то брань уже пошла, и всюду гомон нарастает. Вблизи кузнечный молот бьет, и наковальни сталь поет, и веет ветерок рассвета, и слышится далеко где-то звон колокольчиков. Прошло большое стадо. Дня начало. И в ясном небе солнце встало, и шлют лучи земле тепло. Уж полдень. Зной невыносимый, и каждый жнец, жарой томимый, стирая пот с лица рукой, подолгу ввысь глядит с тоской. А небо сизой мглой повито, желтеет солнце и сердито глядит на грозовую тьму, на тучу, что ползет к нему... Все кверху головы... Ведь где-то пропел петух... Еще примета — гогочут гуси у реки, Крылами машут гусаки... С чего бы, глупые, кричали? Они ли сеяли, пахали? Уйди обратно, туча злая, повремени! Одна, другая неделя бы прошла — потом и ливень будет нипочем. А туча лезет грозовая, собою небо закрывая, зловещая — пощады нет! Беда все ближе!.. Меркнет свет, и небо низко нависает, и сердце в страхе замирает: кружится вихрь, и пыль кругом, и, небо распоров клинком, сверкнула молния кривая, и — снова... снова... Гром шальной! Он грянул, землю потрясая. И хлынул град — величиной с орех, с яйцо... О, боже правый, тебе недорог труд кровавый! Гроза промчалась. Гром умолк с последним грозовым раскатом. Вихрь гонит тучи, словно волк, что устремляется за стадом. И снова будто рассвело. И люди скорбной чередою бредут дорогой полевою: ребята, старцы — все село. Их лица мертвенно-бледны. Они идут туда, босые, где, вечным злом поражены, теперь лежат поля пустые. Гроза свирепая прошла. Скосила разом эта жница все: просо, рожь, ячмень, пшеницу и цвет людских надежд — дотла...