— Легкомыслие — это не то слово, которым можно определить поведение пана Вацлава, — сказала Билинская, кладя в кофе сахар.

Только теперь она заметила телеграмму перед прибором. Билинская нахмурила брови, но распечатала ее спокойно.

— Это от пана Казимежа, — сказала она Текле.

— Опять что-то стряслось с его семьей? — с глубоким равнодушием и даже с презрением в голосе осведомилась старая дева.

— Ах, действительно какая-то незадачливая семья. Абсолютно не умеют вести хозяйство.

В эту минуту послышались шаги и вошли Алек с Шушкевичем. Алек после бессонной ночи выглядел ужасно, но мать, естественно, решила, что он потрясен потерей состояния.

Мужчины, не здороваясь, подошли к столу, и Алек достал из бокового кармана и бросил на стол большой перстень из потемневшего золота с огромным изумрудом.

— C'est tout [53] , — сказал он.

— Что это? — спросила Текла.

— Перстень, который оставил мне Эдгар Шиллер.

Текла взяла перстень и — словно не было сейчас дела важнее — принялась внимательно разглядывать великолепный темно-зеленый камень с вырезанными на нем арабскими буквами стихом из корана.

— Все взял? — спросила княгиня.

— К сожалению, все.

Шушкевич произнес это весьма безразличным тоном и сел к столу. Но по лицу его видно было, как он переживает все это. Зато Алек был так спокоен, что Билинская даже насторожилась. Она пристально посмотрела на сына, когда тот сел за стол и попросил кофе. Текла тут же налила ему, подбавив самых густых сливок.

— Тебя, кажется, это нисколько не трогает? — холодно заметила Билинская.

— А что я должен делать? — чуть ли не огрызнулся Алек.

Шушкевич счел своим долгом вмешаться в этот разговор.

— Княгиня имеет все основания расстраиваться. Год назад она вручила нам это имущество в столь идеальном состоянии…

— «Нам»! — резко оборвала его Билинская. — Уж никак не вам и не вашему племяннику!

Алек в свою очередь удивленно посмотрел на мать, продолжая, впрочем, с тем же аппетитом отхлебывать кофе. Он никогда еще не видел мать в таком негодовании.

— И что теперь будет?! — спросила Билинская Шушкевича. — У меня последнее время тоже были кое-какие расходы.

Алек насторожился.

Шушкевич пристроил на столе свои короткие, пухлые ручки.

— Прошу прощения, но можно ведь реализовать кое-что из недвижимого. Например, землю в Вильге над Вислой…

Алек тем временем намазывал маслом рогалик за рогаликом. После бессонной ночи у него появился аппетит.

— Где ты был вчера вечером? — резко спросила мать.

— В театре.

Алек видел, что Текла два-три раза бросила на Билинскую полный удивления и неодобрения взгляд. Но те просто не могла больше сдерживаться.

— С кем?

— С друзьями, — сказал Алек, намазывая еще один рогалик, на этот раз уже демонстративно.

Шушкевич вздохнул.

— Театр погубил Адама, — сказал он, вновь сплетая свои ручки.

Алек несказанно удивился.

— Что-то я не слыхал, чтобы Адась бывал в театре.

— Бывал, бывал, — быстро подтвердила пани Шушкевич.

— Уж коли на то пошло, то погубили его кабак и девки, — сказал Алек.

— Quelles expressions! [54] — возмутилась Билинская. — Ну, на это он не истратил бы миллионы или сотни тысяч, — сказала, убирая со стола, Текла. — Самая-то беда, что он беговую конюшню решил завести. А уж на лошадей можно немалые деньги промотать. Этого-то уж я навидалась.

Алек засмеялся.

— Было бы желание, а промотать можно сколько угодно.

— Не миллионы же!

— А вот и миллионы. Ну что ты, Теклюня, хочешь, наши дамы любят брильянты, а то и виллы. Думаешь, это мало стоит?

— Вот, вот, — сказала Билинская, многозначительно глядя на сына. — Очень мне не нравится твое общество.

— Весьма сожалею.

— А что, князь, с вами вчера и молодой Губе был? — спросил Шушкевич.

Алек раздраженно передернулся и смахнул баскской салфеткой крошки со стола.

— А вам-то что до этого, пан Шушкевич?

— Алек! — предостерегла его мать.

— Ничего, конечно, я только хотел спросить, что вы говорили Адасю, когда звонили ему последний раз.

Алек вдруг замер и посмотрел на Шушкевича странным взглядом, в котором было изумление и как будто даже страх.

— Мне кажется, что этот Губе-младший оказывает на тебя дурное влияние, — добавила Билинская.

— А вы что, не знаете содержания моего разговора? — спросил Алек.

— Почему же, — самым серьезным тоном произнес Шушкевич и, словно василиск, уставился на молодого Билинского.