И как здесь не вспомнить известное высказывание Юнга, что работа богов в особенности бывает заметна в трудные, даже трагические минуты. Эта мысль озадачивает, но в то же время бросает нам вызов. Юнг писал: «(Бог) – это имя, которым я обозначаю все, что грубо и без особых церемоний пересекает мой намеренный путь, все, что опрокидывает мои субъективные взгляды, планы и намерения и меняет направление моей жизни к лучшему или худшему» [43] . Такая перспектива просит от нас куда большего, а именно: перестать ощущать себя жертвой своего странствия и стать участником его смысла, признать, что во всех событиях, даже травмирующих, заключено приглашение к большему соприкосновению с глубиной, с загадкой.

Во второй половине жизни есть две основные задачи. Первая из них – обретение личного авторитета. Что это означает? Мы прекрасно помним, с чего начинался наш путь: всем нам, наивным и зависимым, приходилось обеспечивать свои потребности, порой даже выживать, приспосабливаясь к условиям, которые налагало на нас окружение: семья происхождения, социально-экономические условия, культурные императивы и тому подобное. Каждая адаптация требовала жертвовать инстинктивными истинами, личными нуждами, предпочтениями и желаниями души. Ежедневное повторение необходимых адаптаций ведет к тому, что мы все чаще ссылаемся на внешний авторитет. Однако с течением времени внешние источники авторитета смещаются, интернализируются в виде комплексов и начинают править уже изнутри. Даже те из нас, кого фортуна вознесла на самые вершины, подвластны этим внутренним тиранам. В своих глаза мы остаемся творцами своей судьбы, тогда как в действительности большую часть времени, если не постоянно, остаемся в подчинении у этих кластеров авторитета, происходящих от переплетений личной истории и разнообразных ценностей нашего времени.

Возвращение личности ее авторитета – вот та ежедневная задача, которую возлагает на нас всех душа. Как правило, мы стараемся уклоняться от подобных требований души, откладывая ее задачу на максимально возможное время. Лишь тогда, когда страдание становится нестерпимым для нас или для тех, кто нас окружает, мы вынуждены обращать внимание на подобные задачи. Нет ничего удивительного в том, что задача возвращения личностного авторитета кажется столь затруднительной, даже пугающей. Ведь нас с детства приучили к тому, чтобы воспринимать авторитет как нечто внешнее по отношению к нам. Став взрослыми, мы успешно усвоили эти назидания, программы и рефлективные реакции как свои комплексы. Знает ли рыба, как ей удается плавать в воде? Отдаем ли мы себе отчет в том, что плаваем в среде рефлективных перцепций и реакций, оставаясь привязанными к истории, а не к внешнему авторитету? Маловероятно, что мы по доброй воле захотим подвергнуть сомнению то поле, которое продолжает оказывать на нас влияние, и его предполагаемые авторитеты, пока расхождение между ожиданиями и результатами невозможно будет дольше отрицать.

Что же составляет этот «личный авторитет»? Если совсем просто, это означает найти то, что будет правильно для себя, и жить согласно этому в мире.

Если же не жить в согласии с этой правдой, тогда она не станет нашей реальностью, нашей средой обитания и так и будет оставаться тем, что Сартр называл «дурной верой», а богословы «грехом», психотерапевты – «неврозом», а философы-экзистенциалисты – «неаутентичным существом». Личный авторитет, уважающий права и возможности других людей, предельно далек от нарциссизма и от империализма. Это трезвое признание того, что желает проявить себя посредством нашей жизни. Если Эго не уступит дорогу энергии, которая хочет выразить себя через нас, тогда эта энергия раздавит нас своими патологическими вспышками или же что-то, какое-то жизненное начало увянет в нас, пусть даже тело будет влачить существование еще не одно десятилетие. Безотлагательность призывов, звучащих каждый день где-то глубоко внутри, осознаем все мы, даже тогда, когда уклоняемся от них: найди то, что правильно для тебя, найди в себе смелость жить согласно этому в мире, и мир в свое время признает твою правоту. (Пусть поначалу кого-то это может удивить и даже напугать.)

В самой тесной связи с обретением, вернее даже сказать с восстановлением личного авторитета, находится задача открытия личной духовности. Слишком часто бывало так, что люди получали такое приглашение, но оно оказалось уже отравленным культурной средой или опытом детских лет. Они путали высокие устремления духа с привычными институциями, уставами, учениями и ритуалами. И, чтобы снова не увязнуть в прошлом опыте, задача сосредоточенного размышления о жизни духа отвергается ими напрочь. Вдобавок современные поставщики духовного добра – народ скользкий: все в них, от прилизанных волос до елейных речей, работает на то, чтобы как можно дольше задержать своих прихожан в незрелом состоянии, а не побуждать становиться теми, кем они призваны стать. Послания, звучащие в устах наших телепроповедников, сулят избавление от борьбы простейшими из способов и соблазняют негласным обещанием избежать призыва прикоснуться к глубине жизни. Наша культура ломится от этих подделок под духовность. На это еще более полувека назад обращал внимание Юнг:

Исключительно важно, чтобы духовность обязательно проходила проверку на соответствие личному опыту. Духовная традиция, получаемая только лишь из истории или семьи, по сути, мало на что может сгодиться в жизни человека, поскольку он живет обусловленными рефлективными реакциями. Только то, что опытным путем доказало свою правоту, достойно называться зрелой духовностью. Духовный опыт будет открывать перед нами новые перспективы, порой испытывать нас, но неизменно будет требовать превзойти самих себя, быть больше, чем нам бы того хотелось. Что имел в виду Иисус, когда приглашал людей, обступивших его со всех сторон: каждому взять свой крест и следовать за ним? Уж точно, это было не приглашением жить в свое удовольствие или же во всем искать одобрения коллектива. О том же говорят и его слова: если кто не оставит отца своего и матерь свою, тот недостоин Меня. Этот вызов, брошенный людям той эпохи, вполне можно перефразировать на современный лад: тот, кто продолжает жить по указке родительских комплексов, недостоин задачи индивидуации.

Вполне закономерно, что зрелая духовность едва ли предложит готовые ответы, вместо этого с каждым разом задавая все более сложные вопросы. Они приведут нас к большей жизни. Зрелая духовность критически важна для второй половины жизни: без прямых ответов на эти вопросы мы, скорее всего, и дальше будем жить, подчинив себя приобретенным ценностям, которые обманывают, запутывают или ограничивают нас.

Духовность, как и «ложное я», так часто оказывается мотивирована страхом – и это вполне объяснимо. Однако духовность, базирующаяся на страхе, всегда будет ограничивать, а не увеличивать. Как говорится, религия – для тех, кто боится оказаться в аду, а духовность – для тех, кто там уже побывал. Любая духовная перспектива, стремящаяся обойти сложные вопросы добра и зла, занятая поисками козла отпущения или адресующая авторитетность внешним источникам, – это духовность, отбрасывающая в инфантильное состояние. Та духовность, которая заставляет людей чувствовать себя виноватыми, осуждаемыми, лишь добавляет к тем комплексам, которые у них уже есть. Та духовность, что держит людей в оковах страха, традиции, чего угодно, что не подтверждено личным опытом, совершает насилие над душой.