В аналитической психологии этот трансперсональный уровень и смысл являются основой терапевтической практики. Но и в дазайн-аналитической терапии с ее открытостью тайне и загадке человеческого существования трансперсональные аспекты психического опыта играют большую роль (Holzhey, 1991). Перикл Кастринидис подчеркивает, что, опираясь на феноменологическую установку сознания «отпускать», «допускать» и «пускаться во что-либо», дазайн-анализ открывает «философское пространство игры ума», в котором может быть понято и трансперсональное (Kastrinidis, 1994, S. 135).

На трансперсональное измерение бытия очень сильно ориентирована экзистенциально-инициальная терапия, основанная графом и графиней Дюркгейм в Тодтмосе в Шварцвальде, на юге Германии. Они считали, что «прикосновения бытия», то есть значимые переживания нуминозного, могут инициировать путь внутрь себя и начать естественный процесс индивидуации.

Системная психотерапия опирается также на концепцию «циркулярности» отношений части и целого, которую можно рассматривать как духовный аспект мировоззрения личности. Ресурсно-ориентированный подход системной психотерапии подчеркивает важность креативности и имеет множественные пересечения с ценностями нового сознания.

В широком спектре направлений феминистской психотерапии всегда присутствует духовное измерение. Осознание женской духовности, борьба за смысл в ходе травматических событий, трансперсональные переживания в «психотическом» контексте, значение мифов, символов и ритуалов в процессе исцеления являются типичными темами работы феминистских психотерапевтов.

Работы Станислава Грофа, посвященные исследованиям измененных состояний сознания под влиянием психоделической и холотропной терапии, дают нам представление о разнообразии трансперсональных феноменов единства человека с природой, Вселенной и Богом (Grof, 1994, S. 159–219).

Сегодня многие помогающие профессионалы понимают, что психотерапевтическая и религиозная практика имеют много общего. Медитация стала частью церковной практики, а некоторые психотерапевтические школы переняли кое-что у религиозных традиций: например, гештальт-терапия – у буддизма, или системная психотерапия и логотерапия с их техникой парадоксальной интенции – у коанов дзен-буддизма. Отношения между психотерапией и церковью стали менее напряженными, что выражается в том факте, что в церковных общинах часто предлагается разнообразная психотерапия, в том числе глубинная психология. Кроме того, в работе конгрессов по трансперсональной психологии участвуют и представители церкви, которые исследуют созерцательные подходы к трансперсональному пространству. Второй Ватиканский собор открыто рекомендовал духовенству «учитывать и применять» психотерапевтические знания. Для все большего количества теологов догматически узкое понимание религии оказывается неприемлемым. Они исходят из того, что религиозный опыт возникает в душе человека и разделяют точку зрения теолога Карла Ранера: «Человек будущего или станет мистиком, или его не станет».

Если мы рассмотрим сходство между недогматическими – терапевтической и религиозной – практиками, то в обеих присутствуют «техника сосредоточенного внимания» и открытость внутреннему миру, то есть отказ от подчинения идеологическим клише теологических или психологических учений. Психоаналитические техники свободного ассоциирования и «свободно плавающего внимания» очень схожи с «беспристрастной открытостью» в медитации. Общим является и искомый смысл – доступ к реальности истинного Я, или же к реальности нуминозного опыта. В настоящее время самопознание в ходе тренинг-анализа является обязательным условием профессиональной компетентности, и многие священники пользуются возможностью аналитически исследовать собственный внутренний мир, поскольку они тоже в той или иной мере страдают от широко распространенной «потери души» (Hillmann. 1981, S. 53).

Наша с клиентом «встреча» (в нуминозном смысле) возможна только в случае, если мы находимся в контакте с нашими собственными глубинами, с нашим «внутренним наставником». При взаимодействии этой «вертикальной оси» коммуникации внутри нас с «горизонтальным» уровнем отношений «Я и Ты» может произойти констелляция архетипического и возникнуть интенсивное переживание, преодолевающее любые границы расы, культуры, социальной принадлежности, образования, рациональности, вероисповедания или безверия. Когда «Я» находится в хорошем контакте с собой и в то же время глубоко связано с сознательным и бессознательным «Ты», то совместное молчание соединяет терапевта и пациента с такими глубинами психики, где возникают исцеляющий инсайт, религиозное переживание «первоосновы бытия» и, наконец, ощущение смысла. Тогда в ходе терапевтической встречи появляется переживание принадлежности чему-то большему, которое сродни «возвращению домой» и умиротворению, составляющему ядро любого религиозного опыта в любой мировой религиозной традиции (Capra, Steindl-Rast, 1993).

Религиозный опыт и психотерапевтический поиск души, истинного Я соприкасаются с такими психическими сферами, где все пределы и границы растворяются в переживании чего-то непостижимого и невыразимого. Путь туда идет через интеграцию тени и вытесненных психических содержаний, через воссоединение со всем тем, от чего в ходе жизни человек избавлялся как от неполноценного, плохого, угрожающего. Обрист считает, что ключевое понятие нового сознания – это индивидуация. В противоположность одностороннему индивидуализму здесь речь идет о том, чтобы восстановить жизненный процесс, невротически зажатый между активностью и самоотдачей. Должен быть восстановлен баланс между собственными усилиями и открытостью для «милости Божьей», диалог между Я и Самостью, продолжено движение внутрь к основам бытия и души. Эта новая мистика психотерапии является «мистикой спуска» в бессознательное, «путем в лабиринте… встречей с вещами, которые столетиями были низшими: материя, тело, женщина, зло, грех, сексуальность, страсть» (Hillmann, 1981, S. 53).

Психотерапия может подготавливать почву для религиозного опыта или идти параллельно нему. Тропа в новое измерение, ворота и «царский путь» в бессознательное – это наши сновидения, «забытый язык Божий», а кроме того, образы бессознательного, архетипические персонажи сказок и мифов или трансперсональные телесные переживания Самости. Нам нужно прийти к целостному пониманию, соединяющему позицию Фрейда (бессознательное является «чуланом, полным хлама») и Юнга (бессознательное является архетипической сокровищницей, в которой хранится наиценнейшее в человеке – его религиозность и творческая фантазия). Хиллман использует экологическое понятие переработки и вторичного использования (recycling), чтобы проиллюстрировать, как в «контейнере» психотерапии и пасторской работы восстанавливается ценность того, что якобы ненужно и отвергнуто. Он напоминает, что «гнилая капуста тоже удобряет», что в так называемой неполноценности скрыт творческий потенциал. Такая смена установки сознания проявляется, прежде всего, в признании большей ценности духовности и в ином отношении ко всему, с чем человек встречается в жизни.